Я хочу быть твоей единственной
Шрифт:
СПРАВКА: В середине 19 века на территории нынешней Алматы было основано военное укрепление - город Верный. Вскоре разрослось и превратилось в крупную казачью станицу, куда активно прибывали поселенцы из центральных регионов России (Воронежской, Орловской, Курской губерний). В 1867 году Верный стал центром Семиреченской области. Рядом с укреплением возникли Большая и Малая станицы, Татарская слободка.
Глава 6. Сын
Месяц спустя
Фархат
Я до сих пор не верю, что
В начале нулевых я решил открыть свой бизнес. Мой дед еще советские годы был инженером-технологом молока и молочных продуктов. Я пошел по его стопам, но в конце 90-х зарплата инженера была просто смехотворной, и я стал торговать молоком, домашней сметаной и творогом от деда с бабушкой. Потом арендовал малюсенький магазин сначала в одном районе, затем в другом, третье. Дело выстрелило и захотелось расшириться. В 2010-м я купил убыточный молочный завод на окраине города и начал вкладывать всё туда. Теперь это мое главное детище, гордость, наследие, которое я хотел оставить своему наследнику Рафаэлю. Но он неожиданно решил стать программистом и поступить в Стэнфордский Университет, в самом центре Силиконовой долины.
Матушка моего Рафа, то есть моя бывшая жена Гуля, била себя в грудь и говорила, что не отпустит сыночку-корзиночку так далеко, потом что у него проблема с левой рукой из-за легкой формы ДЦП. Пальцы скрючены из-за слабости мышц. Конечно, он может ею пользоваться: носит пакеты, нажимает отдельные кнопки на клавиатуре, держит поводья, когда катается на лошади. Но в то же время, он не может открыть дверь ключом, или собирать “Лего”, хотя мы и старались в детстве.
Тем не менее, в семнадцать он пришел ко мне и честно сказал: “Папа, хочу поступить в Стэнфорд и стать программистом. И опережая твой вопрос: да, я могу это сделать одной правой”. Вопросы у меня отпали, я просто им гордился, и сказал, что поддержу. А вот его мама была не в восторге и пыталась отговорить. Это с одной стороны понятно: она же мать. Но с другой, моя бывшая жена Гуля, очень любит не только сына, но и свою жертвенность рядом с ним. Ведь она столько лет несла этот крест, а теперь он машет нам здоровой правой рукой и уверяет, что справится без нас.
– Так, значит, как только приедешь, тут же набираешь меня, пока не дошло до инфаркта.
– И меня, - подает голос Гуля.
– Сначала мне позвони, сынок.
– Если будут проблемы в общаге, - сжимаю плечо моего мальчика и выставляю указательный палец вперед, - сразу набери. Будем искать квартиру.
– А почему нельзя было сразу найти ему квартиру, Фархат?
– вставляет свои пять копеек бывшая.
– Да не будет там проблем, мам, пап!
– смеется Раф.
– Я наоборот хочу в общагу, среди людей жить.
– Но у тебя рука!
– взмолилась мать.
– У меня их две, - смеется сын и поднимает вверх здоровую.
– И голова!
Гуля тут же меняется в лице, прячет его в трясущихся ладонях и всхлипывает. Мы с Рафом недоуменно переглядываемся, а потом я намекаю ему, что мать хочет обнимашек.
– Ну мам, ну не плачь!
– сын жмется к матери и гладит ее по спине.
– Мы будем по видеосвязи общаться каждый день. Зато представляешь, какие у меня возможности! Я стану программистом.
– У нас и здесь можно стать айтишником, - всхлипывает Гуля.
–
Вытирая слезы, экс-супруга недобро косится на меня. По ее мнению, я вбил в его неокрепший ум мысль об образовании за рубежом. И чихала она на то, что я сам офигел, когда сын пришел ко мне с этой идеей.
– О, регистрация началась, - довольно улыбается Раф. Он высокий - почти с меня ростом, худощавый и светлый, с копной темно-русых волос и серыми глазами.
– Ну давай, сынок, удачи тебе!
– потрепав Рафу по шевелюре, не выдерживаю и крепко его обнимаю. Как бы ни было тяжело его отпускать, я знаю, что это во благо.
– Люблю тебя, сынок!
– И я тебя, пап!
– он тоже обнимает, но держится стойко.
– Мам!
У Гули снова глаза на мокром месте, она прижимает малыша к груди и гладит его по спине.
– И, пожалуйста, не убейте друг друга до моих каникул, - снова хохмит Рафа. К сожалению, он несколько раз видел, как мы с его матерью собачимся. Чести это нам не делает, но по-другому говорить иногда не получается.
Через несколько минут мы вдвоем смотрим вслед уходящему сыну и оба испытываем смешанные чувства. Когда-то Рафа всецело зависел от нас. Он бежал к нам за утешением, улыбкой, любовью. Когда-то я вместе с ним ездил на его иппотерапию и помогал взобраться на лошадь. Когда-то он делился со мной самым важным, а я говорил ему, что он все сможет. Я даже помню день, когда Раф впервые увидел море и бежал к нему, сломя голову. Теперь ему восемнадцать, и он выпорхнул из гнезда. И у меня на душе кошки скребут.
– Подвезешь меня до дома?
– спрашивает Гуля, вытирая слезы платком.
– Поехали.
В машине несколько минут едем в тишине и слушаем радио. Я уже не помню, когда мы в последний раз вот так сидели и не кричали друг на друга. И тут я понимаю, что с отъездом Рафаэля, между нами окончательно разорвалась тонкая нить, которая связывала нас, как родителей. Я продолжаю платить за учебу сына в Америке, но у меня больше нет обязательств перед его матерью.
– Ну вот и все, - судорожно вздыхает Гуля.
– Он все-таки улетел. А я осталась одна, - снова чуть не плачет она.
– Гуль, не драматизируй. Ты же не собиралась держать его вечно у юбки, - говорю немного с раздражением.
На удивление, она не упрекает. Обычно я для нее старый козел, который не разглядел ее чувствительную натуру, постоянно пропадал на работе и спал с с секретаршей. А я тогда вообще мало спал, потому что на заводе все начало получаться. Я бы даже сказал, вопреки.
С Гульнарой мы поженились, когда мне исполнилось тридцать, а ей двадцать два. До свадьбы она была моделью, а потом у нас быстро родился Рафаэль, но оказалось, что он мальчик с маленькой особенностью. У него была няня-медсестра, водитель, массажист, частный учитель для подготовки к школе. Но жена была по-прежнему недовольна и упрекала меня в том, что я прихожу поздно, ухожу рано, выезжаю на завод, каждый раз, когда мне сообщают о какой-нибудь неполадке. А вскоре мне вообще стало все равно, довольна она или нет.
После развода Гуля получила квартиру, алименты и деньги на содержание, потому что работать и одновременно ухаживать за ребенком с ДЦП она не могла. Мы договорились, что это продлится до его восемнадцати лет. И этот день, наконец, настал.
– Фар, - зовет она неожиданно.
– Что?
– Может, пора поговорить?
– вздыхает Гуля.
– Как нормальные люди?
– Говори, - киваю и поворачиваюсь к ней голову, пока стоим на светофоре.
– Ну может, не здесь?
– пожимает плечами и садится вполоборота.