Я хочу свою жену…
Шрифт:
Не уверена, кому из нас двоих хуже, но в машине только моя дочь. Я не имею права не справиться со своими страхами.
Сажусь за руль и прошу всех пассажиров пристегнуться. Дочь реагирует на это без особого энтузиазма. Мне очень горько оттого, что приходится ей врать и увозить от отца таким образом.
— Мама, а мы вернёмся в понедельник? Мне надо в садик. Вдруг Снежка уже не болеет.
Я улыбаюсь, мысленно желая дочери, чтобы это детская дружба не исчезла во взрослой жизни.
— А
Не хочу снова ей врать и придумывать, почему мы больше не будем жить у нас дома и ходить в тот же садик.
— У неё нет телефона, мамочка. Я же звоню, звоню… — обижается дочь.
— Зато у мамы есть беззвучный родительский чат. — смеюсь я. — Найдём мы твою Снежану, не переживай. Обещаю.
Всё сделаю для того, чтобы дочь как можно меньше от этого пострадала. Куплю телефон Снежане, буду оплачивать перелёты её семьи к нам в гости, дам возможность попрощаться…
«Меньшее из зол, да?» — укоряю сама себя.
К пробуждению дочери я успеваю заказать пиццу и гору сладостей. Мне хочется как-то иначе загладить свою вину, но Кристина очень переживает. Виной детским обидам не только отсутствие папы, но и отсутствие подруги.
Как выяснилось, Снежана не болеет… У девочки умерла мама.
Прикрываю глаза и воспринимаю короткий разговор с отцом подруги моей дочери. Щёки тут же колет от прилившей крови, а в груди тяжелеет.
Как я могла так поступить, ничего не узнав толком?
Стыдно до безумия.
Я позвонила такая довольная, спланировавшая всевозможные детские развлечения, радостная… А мне ответили убитым голосом, что Снежана никуда не пойдёт — у неё сегодня похоронили маму.
Как вспомню это чувство стыда и неловкости, так под землю провалиться хочется. Ещё хуже этого то, что Кристина всё слышала… И как отец её подруги на меня потом орал, за проблеянное «Простите».
Кажется, я порчу всё, к чему прикасаюсь.
Не успеваю допить вторую чашку кофе, как раздаётся звонок в дверь.
А вот, собственно, и пицца для Кристинки.
Поправляю халат и прохожу просторную гостиную. Мы два дня живём в съёмной квартире с чудесным видом на Набережную. В шикарной новостройке, о которой я когда-то и мечтать не могла бы.
Такая она, эта ирония.
Провожу по сенсорной панели домофона и вздрагиваю. У дверей стоит мой муж.
— Уходи, Лёша. — приказываю я, чувствуя, как внутри всё обрывается. — Дом на охране. Одно нажатие кнопки…
— Лиз? Лизок? Лиза! — вертясь по сторонам, Лёша наконец-то находит камеру и задирает голову выше. — Что происходит?
— Я всё знаю. Расстанемся по-хорошему. Отпустим друг друга и бог тебе судья.
— Что знаешь, я не понимаю. — он пожимает плечами, будто я никогда не видела,
— Про психолога. Про аварию. Про лже-похищение. Мои аплодисменты Тимуру, хорошо отыграл. Я прониклась. Поверила. Это тебе тоже Сафина посоветовала? — ненавижу себя за эти слова.
Ненавижу!
Я же не хотела его видеть и слышать. Не хотела с ним разговаривать. Так почему же сейчас из меня всё это льётся и льётся, будто мне нужна его очередная ложь или диалог с ним?
— Родная, всё совсем не так. — его лицо даже не меняется. Он говорит это таким тоном, будто хорошо отрепетированную речь. — Я не стану тебе врать, да, где-то схитрил. Обманул. Да называй как хочешь. Но не смей меня обвинять в угрозе для своей жизни. — наконец-то его голос меняется, в нём звучат стальные нотки и отчётливое раздражение. — Я сделал всё для нашей семьи. Абсолютно всё. И сделал бы ещё раз, если бы того потребовали обстоятельства. Только ради нас, Лиза. Ради нашей дочери…
— Папа?
Чёрт!
Я вздрагиваю, резко обернувшись на сонный голосок своей дочери.
Она подбегает ко мне. Привстаёт на цыпочки, заглядывая в экран домофона.
— Папочка, ты вернулся! Привет!
Впервые за эти двое суток моя дочь улыбается.
Мне хочется рвать и метать. Хочется биться головой о стену, матеря себя самыми последними словами. Хочется плакать навзрыд и сидеть в тёмном углу, не шевелясь и ничего не чувствуя. Хочется… хочется, чтоб дочь не грустила.
— Кристина, иди умывайся и чисти зубки, мама сейчас подойдёт. — едва сдерживая рыдания, выдыхаю я, погладив белобрысую голову.
— Но мама!
— Иди, потом оденемся и пойдём с папой гулять.
Жду, пока счастливая Кристинка хлопнет дверью ванной комнаты, и, взяв себя в руки, чётко проговариваю:
— Здесь неподалёку есть кафе. Жди нас там. Будешь нас караулить, мы не выйдем. Придётся сжечь весь дом, чтоб увидеть нас. Ты всё понял? Ждёшь в кафе, Лёша!
Глава 34
Курьера встречаем уже в дверях, полностью одетые и собранные к прогулке. Приходится ненадолго задержаться, чтобы разложить вредности в кухне.
Кристина нетерпеливо топает в коридоре. Ей нет дела до пиццы и сладостей — она хочет к папе. Умом я понимаю, что она ни в чём не виновата, но любовь дочери к отцу, как и прежде, мешает мне ясно мыслить. Глядя в её чистые и невинные глаза, я постоянно начинаю сомневаться в правильности своего выбора.
Понимаю, что дочь не должна от этого страдать, но не могу ничего сделать. Она будет страдать. Будет скучать по папе, будет ждать его прихода, будет постоянно о нём спрашивать… а я не могу повернуть назад.