Я и мои (бывшие) подруги
Шрифт:
Мы все мамы, любим своих детей и желаем для них самого лучшего. Но мы не только мамы. У нас есть и другие качества, «делающие» нас. Так думало большинство женщин моего поколения. Оказывается, для некоторых счастье состоит в патриархальном бытии мамой и больше ни в чем. Понять и принять эту точку зрения подразумевает наличие определенной толерантности и широты взглядов, которых у меня тогда не было. Теперь я искренне признаю свою ошибку.
Сейчас я рада, что Ира счастлива той жизнью, которую она имеет. Между делом, в сорок один год, она родила еще одного — четвертого — ребенка. И я восприняла это на ура. Сейчас у нее
Она нашла себя и свое призвание — быть мамой. И счастлива своими заботами. Что ж, я, к примеру, далеко не во всем нашла себя и оказалась востребованной жизнью не во всех своих проявлениях. Мне было дано куда больше, чем я сумела реализовать, и периодическое осознание собственной невостребованности очень омрачает мою жизнь.
И приводит к миомам? Конечно, невозможно осуществить в жизни все свои мечты и планы. И все же. Что-то очень существенное отсутствует в моей жизни. Я не могу чистосердечно и совершенно искренне сказать, что моя жизнь несомненно удалась. Я не могу говорить неправду. Есть у меня такой недостаток — патологическая честность к себе.
Я и все мои подружки вышли замуж по большой взаимной любви. И все, кроме одной, Ани, в конце концов разошлись со своими мужьями после долгих лет семейных драм и трагедий. Не избежала этой судьбы и Ира. Сказка о вечной любви и совместной жизни до гроба осталась сказкой.
Когда Иисус проповедовал, что разводиться нельзя, он обращался, прежде всего, к мужчинам. Историческая культурология объясняет этот постулат так. Раньше, вплоть до последних десятилетий, — да-да, мы еще по уши в патриархате, — у женщины была одна возможность не умереть с голоду — это выйти замуж. То есть работать в поле, делать всю домашнюю работу, воспитывать детей, обслуживать мужа. За это он обязывался ее кормить.
Других вариантов или жизненных сценариев не существовало. В Индии вдов, лишившихся мужей, до сих пор родной сын вправе выкинуть из дому на улицу, где они и доживают свой век в нищете среди отбросов. До сих пор в отсталых странах приход невестки означает приобретение в дом новой рабы, которую свекровь, до той поры самый бесправный и униженный член семьи, вправе третировать как еще более бесправную. Такая своеобразная домашняя дедовщина. Во времена Иисуса Палестина и Иудея были отсталым государством с первобытной дикой моралью, а женщина — бесправным, униженным существом второго сорта. Муж мог выгнать ее, завести побочную жену. Чтобы воспрепятствовать этому, Иисус призывал жить с одной женой до гроба и не выгонять ее из дому, отняв детей. Для того времени его требование было действительно прогрессивным и направлено на защиту интересов женщин.
Спустя 21 век развития, человеческое общество немножко изменилось (но далеко не везде и не во всем!).
Кое-где женщины сняли паранджу и даже завоевали право участвовать в политических выборах. Но в нашей генетической памяти, в наших клетках патриархат еще жив-живехонек. Например, откуда у девушек и даже взрослых женщин ожидание, что мужчина ее защитит, поймет(?!), что она за ним, как за каменной стеной? Что он ей вообще для чего-то нужен? Что он может что-то, чего не может она сама? Вот оттуда — из генетической памяти. Не из жизни же.
Даже
Ирин принц настиг ее в аэропорту, где летают самолеты, где царит атмосфера романтики, откуда недалеко перебросить мосток к волшебному, мудрому и доброму Экзюпери. Начало было, как всегда, за здравие, а потом пошла жизнь, которую они прожили не только в любви и покое, хотя и покой, и любовь, и разное хорошее наверняка тоже присутствовали в их жизни. Но даже я, редкий гость в их доме, заметила, что там царят не только покой и любовь. В мои приезды я их как раз и не заставала. Свою семейную жизнь они, влюбленные и полные радужных ожиданий, начинали в коммуналке — в своем раю с клопами. Кончили, выражаясь образно, инвалидами семейной жизни, в рубцах и с плохо сросшимися переломами костей, зато в шикарной трехсотметровой квартире с тремя балконами и джакузи, в настоящем материальном раю. Да только не в нем счастье…
Оказывается, действительно, не в нем!
Я рада, что Ира смогла вырваться из этой жизни, рискнула все начать сначала, пошла наперекор обстоятельствам и нормам принятой морали. Я по своему опыту знала: если она прекратит эти изжившие себя отношения, то будет счастлива. Никогда не стоит реанимировать то, что умерло естественным путем. Сама она спустя несколько лет после развода так описала свою семейную жизнь: «Были свои сто часов счастья, и я ни о чем не жалею. Я сознательно шла на компромиссы, а когда стало нечем платить за них, когда круг моей личной свободы сузился до размеров моего тела, — а за ним идет только душа — я поняла, что этот кусок жизни закончен».
Побеждает тот, кто рискует. Она начала новую жизнь с новым, да еще очень молодым человеком. Пугачеву обскакала! Нашла новую работу, соответствующую ее призванию. Родила нового ребенка. Молодец! Ура! Виват!
Стойкий оловянный солдатик — так я ее всегда называла. Большая умница и настоящий лев — неунывающая, двужильная, в ровном уверенном состоянии духа, бодрая, доброжелательная, компанейская, с вечной улыбкой на губах. Не лезет в карман за ответом, не устает делать добро, не поддается смертному греху уныния (да и что ему поддаваться, когда есть шесть других, куда более приятных), способная на гусарские поступки и широкие жесты. С таким человеком хочется быть рядом.
Одно время на несколько лет моя связь с Москвой совсем зачахла, и Ира превратилась в бывшую подругу, бывшую без круглых скобок. Она совсем исчезла из моей жизни. Из видимой, конечно, но не из подсознания-души.
Там она продолжала жить, а я продолжала ее любить.
Помните еще: «я полюбила ее сразу и навсегда». И вот однажды боженька-подсознание послал мне сон. Про Иру.
И я поняла послание. Если мне снится кто-то из моих подруг, а такое случается регулярно, я всегда пишу или звоню героине моих снов, потому что знаю — зря не снится.