Я и мой автомобиль

Лиходеев Леонид Израилевич

Приличный человек обиделся:

 - Заладил - сезон, сезон! Я тебе в любой сезон животное приручу! Сезон - это для размножения важно, а без размножения...

 - Как же без размножения?
– удивился востроносый.

– А так!
– отрезал приличный человек и, махнув рукою, ушел. Магазин открылся.

Я посмотрел на Федора испытующе. Отрок переваривал сведения, полученные у дверей магазина.

 - Федя, как нам быть? Федор застеснялся:

 - Так вы ж покупаете... Вот и решайте...

– Но это же для тебя все-таки. Ты снимаешь с себя

ответственность. Это нехорошо.

 - Дядя, - вздохнул Федор, чисто глядя в глаза.
– Купим птичку. И выпустим на волю. Чего ей в клетке сидеть?

 - Прекрасно, - сказал я,- тем более - весна. Мы приобретем певчего чижа. Я слыхал, будто чижи прекрасно поют.

 - Чижи здорово поют, - согласился Федор, - у одного нашего малого есть кенарь. Он здорово поет.

Мы вошли в давку магазина и сразу увидели, что нам нужно. На клетке было написано: «Чиж-самец». Какой-то очень талантливый чиж пел, как соловей, - громко и вызывающе.

 - Чижа решили?
– спросил востроносый.
– Ну, правильно!

 - Вот этого пусть и выловит, - сказал приличный человек. Публика оживилась.

– Как же его выловишь?

 - А его видно - вон тот, рябенький!

Продавщица, сухая старая женщина в железных очках и платке, накинутом на синий халат, усыпанный птичьим кормом, стояла возле вольеры безучастно, к чему-то прислушиваясь, может быть, к пению талантливого чижа.

 - Вон тот, рябенький,- повторили в толпе у прилавка.

 - Да нет, это не рябенький! Видишь, с зеленой головкой...

 - Тоже сказал! Это реполов.

– Какой еще реполов? Реполовы в другой клетке.

 - Ну, перелетел... Девушка! Нам надо того чижа - вот который чистится.

 - Да этот не пел! Надо ему петь.

 - Что же я - слепой?

Продавщица поправила платок, взяла сачок, сунула в вольер и наугад черпнула.

– Его самого! Вот точность!
– одобрили у прилавка.

Несомненно, это был тот самый талантливый чиж, который пел соловьем. Чижи в вольере запищали, зачирикали и тотчас выделили из своей среды еще одного талантливого.

Продавщица осторожно порылась в сачке и вытащила оттуда маленькую птичку.

 - Он!

 - Не он. Тот остался! Слышишь - поет.

Теперь в вольере бесились штук пять талантов, среди которых скромно выделялся даже один гений. Гений мне не достался - было уже ясно. Старая продавщица ласково взяла чижиный клювик в рот. Чиж был напуган до смерти.

 - Девушка!
– закричали из-за прилавка.
– Не сильно! Не сильно! Порциями поить надо! Вот так! Правильно!

 - А кроликов поить нельзя, - сказал кто-то.
– Им надо только смачивать морду.

 - Птица сама пьет...

 - Да?! А маленький голубь?

 - Сравнил! Маленького чижа тоже родители поят...

 Продавщица взяла кулечек, сунула туда затихшего чижа и стала загибать края кулечка.

 - Дырки сделай! Девушка! Чтобы продувало! Он задохнется.

 - Чиж никогда не задохнется. У него, знаешь, какие легкие?!

 - Какие же у него легкие?

 - А такие... Понял?..

Отрок

Федор трепетно принял в руки кулечек. Черты лица индейского вождя приобрели ласковые формы, что вождям никак не пристало. А может быть, наоборот, именно ласка делает беспощадное лицо индейского вождя естественным, когда он принимает в руки живой, прямодушный, теплый комочек природы, которая не умеет хитрить.

Федор подышал в кулечек и взглянул на меня с мимолетной стеснительной признательностью, с благодарностью сурового мужа.

 - А корм?!
– загудели в толпе.- Корм забыли!

 - В другом отделе корм!

И мы пошли вперед, увлекая за собою массы.

Бывают на свете отделы, где продают птичий корм по разрядам и видам крылатых потребителей. Там стоят ящики, и на ящиках написано: «Для чижа», «Для фламинго», «Для ястреба-стервятника», «Для птины Рокк». Для птицы Рокк продаются сушеные слоны и крокоди­лы, а для чижа - конопляные зерна.

Корму не было. Что же делать?
– спросил меня Федор единым взором.

 - Возьмите «Для канарейки»,- загудела толпа.

 - Возьмите!

 - Ничего! Жрать захочет - выберет из канареечного, что ему надо.

Мне хотелось возразить, что, подсыпав чижу канареечного корма, мы обрекаем его на дополнительную деятельность. Я хотел объяснить, что время, отпущенное на пение, будет использовано чижом нерационально, поскольку часть времени, а может быть и все оно, уйдет на переборку корма. Я хотел предупредить, что чиж, поставленный в такие условия, то есть в условия натурального самообеспечения, может быть, вовсе перестанет петь или, по крайней мере, не споет своей лучшей песни, из-за которой он, собственно, и родился на свет. Я хотел сказать, что чиж, как ученый-специалист, должен быть использован эффективно.

Но я ничего не сказал.

Мы с Федором купили кулек приблизительно чижиного корма и вышли на весеннюю улицу. Мы радовались. Мы ведь не ставили никаких особенных целей. Просто нам как гуманистам захотелось полюбить и прикармливать некое бесхитростное существо. Скажем, гиппопотама или саблезубого тигра. Или же змею, чтобы держать ее на груди вместо грелки. Весна потянула нас в свои магнитные объятия. Нам нужен был весь мир или хотя бы часть его. И чтобы часть эта не морочила голову глупостями, не прикидывалась черт знает чем. не надувалась бы до вола, будучи лягушкой, а была бы тем, чем она есть на самом деле.

Мы шагали по городу, радуясь своему приобретению, и легкие облачка весны плыли над нашей радостью.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Председатель колхоза «Заречный» Иван Ефимович Яковлев считался где надо молодым растущим руководителем. Однако молодости в нем было уже не особенно много - Иван Ефимович проник в пятое десятилетие жизни. Но проник пока еще недалеко.

Когда судьба составляла проект его жизнедеятельности, она готовила Ивана Ефимовича не столько к сельскохозяйственному, сколько к промышленному производству. Поэтому ему всегда было жалко, если трактора понапрасну ломались об землю.