Я и мой автомобиль

Лиходеев Леонид Израилевич

 - А куда ей торопиться!
– вяло возразил Яковлев.

 - Она эту жизнь крутит как шарманку, играет на ней что хочет!..- выпалил Сорокин.- Поверни в следующий переулок... Выгода! Ты думаешь, что ищешь выгоды для общества, а на самом деле проявляешь одну жалость! Безлесные районы пожалел - в тюрьму попал, эту бабу пожалел - в подставные свидетели пошел... Тебе не выгода от земли нужна, тебе просто жалко ее, ты и крутишься, как в проруби... Останови возле того дома...

Машина послушно остановилась, чиркнув колесом по бровке. Сорокин

открыл дверцу.

– Ты хоть знаешь, в какое положение меня поставил?

 - Чего - положение?.. Дело выиграно...

 - Слушай... Я же не знаю свидетелей... Я играю вслепую... Я же не знаю, кого мне подсунут... Почему ты меня не пожалел?

 - Тебя?
– Яковлев подумал.- Тебя - другое дело. Ты свой... Свои - сочтемся и без закона... Я, если бы знал, что ты адвокат, еще, смелее пошел бы... Все же свой, неужели же... Того...

 - Да тебя же свой Васька заложил! Свой же! С одного котелка кашу ели!

Яковлев удивился:

 - Ну и что? Бывает... Совести, значит, не хватило... А ты, Андреич, вроде бы и не рад, что эта баба на свободе?

Сорокин засмеялся:

 - Есть же закон, понимаешь? За-кон! Если закон станет над людьми, всем будет выгодно и никого жалеть не придется... Каждый получит, что ему следует. Это же и есть справедливость! Туф армянский!

Яковлеву не хотелось расставаться. Он попросил папироску: курил редко и курева при себе не держал. Пустил дым, неглубоко затянувшись.

 - Ты свой, Андреич. Это вроде бы я сам себя пожалел... Себя жалеть не приходится для общественной пользы...

 - Дубина!
– весело сказал Сорокин.
– Будь здоров! В следующий раз, когда приедешь лжесвидетельствовать, позвони. Хоть посоветуйся!.. Как там твои дела?

 - Помалу... Приезжай... На вальдшнепов приезжай... Хозяйке поклонись... И не обижайся, Андреич. Материальные фонды на улице не валяются... И связи у этого ответственного работника есть... Пригодится в хозяйстве.

Он протянул Сорокину руку, и Сорокин пожал ее, улыбаясь в душе...

От автора

Во двор въезжает катафалк.

Это не ко мне.

Это к Сфинксу.

Яков Михайлович, я не успел с вами расстаться за множество лет моих, которые совпали с вашими годами. Зачем вы так неожиданно?

Вас не помиловала смерть, Яков Михайлович, и я не знаю, стала ли афоризмом ваша угроза поставить мне двойку за веру в предопределенность. Может ли шутливая угроза сделаться мудростью? Кто мне теперь ответит?

Вы жаловали меня и, когда я был еще отроком, пересказали слова какого-то святого: «Человек падает по своей воле, стоит же волею господа». Яков Михайлович, я понял вас. Святой был не прав. Человек стоит своей волей. Падает же - волею господа. Вы были правы - труднее всего воспитать одного человека: самого себя...

Вас проводит ваш зять, который занимается дистанционным управлением. Он знает точно, какими будут дороги через сто лет. Я не знаю. Я не провожу. Я не хочу вас видеть таким, каким не хочу видеть.

Мне это не все равно. Есть время сходиться и время расставаться. Что такое расставание, Яков Михайлович? Вы нам этого не задавали. Я не знаю, что это такое. Вы же не станете спрашивать нас то, что не задали? Впрочем, если вам нужно, поставьте мне двойку.

Во двор въезжает катафалк.

Это не ко мне.

Это к Сфинксу.

Яков Михайлович, помните, как мы с вами ели капусту под Новый год?..

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Карпухин лежал на пляже как распятый, задрав бороденку, чтобы солнце прогревало шею. Он считал, что такое прогревание полезно для его здоровья.

Яковлев хорошо заплатил карпухинской братии. Чайная действительно получилась выдающаяся - со всего района ездили смотреть. Начальство как бы зауважало Ивана Ефимовича, поскольку могло включить эту чайную в число районных достопримечательностей. Скоро сказка сказывается, да не скоро материальные фонды добываются. Есть

время строить чайные и есть время делать следующий шаг. Яковлев по немногословности своей только что заикался на сей счет, но заикался с цифрами в руке. И на данном этапе исторического развития добился немалого - начальство уже слушало.

Конечно, Карпухину как узкому специалисту все эти страдания были безразличны, но, с другой стороны, перспектива крупных реставрационных работ маячила перед ним весьма призывно, и он боялся одного: чтобы не вышел Спас из районного подчинения, чтобы не захватили инициативу какие-нибудь конторы.

Ромка сдержал слово - достал Яковлеву кое-чего. Яковлев то ли своим умом дошел, то ли вычитал где, но мысль использовать землю на всю катушку со всеми приложенными к ней ценностями не оставляла его. Хотел он быть богатым, этот парень, у которого и водки-то прилично выпить было не из чего.

Земля - мать богатства, а труд - отец его. И все дело в том, как папаша ухаживает за мамашей. Ласкает ли, ценит ли, или же, напившись, дерет поперек рожи как неродную. Все дело в том, велит ли он мамаше сапоги с него, дурака, стаскивать, старея до срока, или же пироги печь, разумно прикидывая содержимое сусека, румянясь от довольства.

Природа - храм, а человек в ней - жрец, оттого и бывает благолепие. А если природа - храм, а человек в ней - хам, ничего, кроме плача, в доме не получается.

Городской человек, Карпухин был далек от этих чисто яковлевских рассуждений. Его занимали фрески и не занимали коровники. Но при всей постоянной нехватке средств к пропитанию Карпухин мог бы дизайнерствовать и на голодный желудок, ибо в каждом человеке есть своя страсть, данная от природы.

Карпухин дремал, подставив горло осеннему южному солнцу. Он скорее всего ничего не думал, а вернее, думал, когда лезть в воду - через пять минут или через десять. И решил лезть тогда, когда рядом с ним расположится кто-нибудь. Если дама - немного погодить, если же, наоборот, джентльмен - лезть сразу.