Я и мой автомобиль
Шрифт:
- Иван, - говорю я,- я всей душою тянусь к тебе, и ценю тебя, и думаю, что ты стоящий парень. Но едва дотянусь, как ты начинаешь формулировать. Не формулируй, Иван, и цены тебе не будет.
- Как же не формулировать?
– басит он.- Я не сформулирую - другой сформулирует, да так ли, как мне нужно? А? Ведь не так, как мне нужно, верно?
- А ежели без формулировок?
– передразнивает Павел.- Что же тут формулировать, когда и так все ясно. Вот сено, вот луна, вот звезды, вот пажить. Кажется, правильно я сказал? Пажить это называется?
-
Древние пророки звенят подо мною в сене. Древние пророки шуршат нечесаными, жесткими бородами. На сене ли мой ночлег или на бородах пророков? Медовым духом счастья или укоризной проповеди насыщена моя колыбель? Жерди привалились к стогу, а может быть, не жерди, но посохи судей, двурогие посохи святителей, за которыми не мед, но кровь.
Чье сено?
– кричит ночная птица.- Ух! Ух! Хочу знать, чье сено?
Ничье, ничье, ничье!
– посвистывает суслик.
Как это ничье? Ух! Ух!
Ничье, ничье, ничье...
Чья земля?
– гремит ночная птица.
Ничья, ничья, ничья...
Тихо.
Пророки вытаскивают из-под меня жесткие бороды, разбирают посохи, как винтовки из пирамиды. Сено оседает.
Сон, сон, сон - возвещает ночная птица.
Чей сон? Чей сон?.. Чей сон?
Всех сон, всех сон...
Я просыпаюсь от радостной тревоги. Все это померещилось. Иван спит. Павел спит. Медовая клеверная влага предвещает рассвет. Иван Раздольнов правильно сказал: ложиться надо пониже, с западной стороны, чтобы солнце не разбудило...
ЧАСТЬ IV
«ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ»
От автора
Три предмета не дают покоя людям с тех пор, когда человек достиг наконец способности к бессоннице. Три предмета - любовь, деньги и смерть - угнетают впечатлительный человеческий разум и толкают его на создание утешительных философских ценностей.
Ибо люди, с одной стороны, смертны, а с другой - безденежны, что постоянно нервирует их в смысле несовершенства бытия. Если бы люди были, наоборот, денежны и бессмертны, может быть, и любовь у них была бы иной. А пока во всех романах - куда ни глянь - удивительное однообразие.
Пашка маялся со своей Катериной, не смея отступиться. Она представляла собою яркий, полнокровный символ дамского равноправия.
Мы не нашли Катерину. Любовь к бессмертному делу увлекла ее из зоны досягаемости.
- Женщина всегда душечка при каком-нибудь эпицентре,- сказал Петухов,- и если у нее дома нету этого эпицентра, она ищет его в общественной деятельности, науке или искусстве...
- Паша,- успокоил я,- просто у нее больше ответственности на этой земле. Поэтому все, что она делает, она делает отчаяннее нашего брата. Поэтому она прекраснее нас с тобою и ужаснее пас с тобою... Если она сделает добро, так это рай... Но если она сделает зло, так ад
Петухов вел машину, не подпуская меня к рулю. Указатель объезда согнал нас с трассы на проселок. Женщины в заметных апельсиновых жилетах разгребали гудрон...
- Отвернись в окно, - сказал вдруг Петухов, - отвернись и определяй скорость на глаз.
Я повиновался.
- Вероятно, километров восемьдесят?
- Ничего подобного. Только шестьдесят... А теперь сколько?
- Сто!
- Только восемьдесят, дорогой товарищ... Сто еще только будет...
Я посмотрел на спидометр. Петухов разгонял машину. Стрелка подрагивала в сторону предела.
- Не гони,- сказал я,- сто километров - это много.
– Сто километров!
– сказал он.- Отвернись и не смотри! Снижаю скорость... Сколько теперь?
Я прикинул на глаз, примериваясь к деревьям, летящим вдоль обочины. Мне показалось, что едем мы медленно.
– Шестьдесят, - сказал я.
- Ошибка - восемьдесят! Ты быстро освоился и очень чутко реагируешь на снижение скорости. А теперь?
Теперь машина и вовсе еле-еле ползла.
- Теперь тридцать! Что ты хочешь этим сказать?
- Ничего подобного - шестьдесят... Я хочу сказать, что падение скорости раздражает тебя...
- Ну и что, Паша?
- Ничего. Просто людям неохота упускать достигнутый уровень. Им кажется, что уровень падает в два раза быстрее, чем на самом деле. Поэтому они не замечают, когда уровень растет... Им кажется, что он растет в два раза медленнее. Можешь назвать это явление эффект Петухова. Этот эффект всегда радует меня в раздумьях о судьбах человечества...
Показалась вывеска бензоколонки. Петухов включил поворотный сигнал, продолжая резонерствовать:
- Человек меньше удивляется космическим полетам, чем перебоям в водоснабжении.
- Не скажи, Паша, - возразил я.
– Он не удивляется ни тому, ни другому... Ты бы пересмотрел свой эффект...
Мы въехали в небольшое пространство, набитое машинами, жаждущими бензина...
У этого колодца грузовики пили устало и долго, как лошади. Шоферы дальних рейсов расхаживали между ними ни быстро, ни медленно, переговариваясь незлобиво:
- Бензину у ней мало...
- Спрашивал?
- Говорит, подвезут ночью...
- У тебя ремешка нет лишнего?
- Доедешь...
- А чего же она не ограничивает, если бензину мало?
- Не ограничивает - значит, хватит...
Легкое беспокойство метнулось из-под грузовиков к легковым машинам. Возле колонки, где нам предстояло напиться, парень с «пикапчика» сцепился с кем-то.
- Собственникам не давать!
– крикнул парень из окна своей машины.
Девушка-заправщица с сумкой на боку не слушала его, занимаясь своим делом.
- Бензину мало, - повторил парень,- в первую очередь государственным машинам.