Я и мой автомобиль

Лиходеев Леонид Израилевич

Поэтому когда рядом с ним затрещала галька, Карпухин покосился и сел. Надо было лезть в воду. Он присмотрелся к подошедшему и признал в нем не кого-нибудь, а именно человека, которого не только не ожидал встретить, но даже не стремился.

 - Сергей Петрович!
– воскликнул Карпухин.

Следователь покосился, стал строго расстегивать штаны, сказал отчужденно:

 - А... И вы здесь...

Он проиграл и видел в данный момент перед собою нахальную бородатую рожу одного из злостных виновников его конфуза.

 - Присаживайтесь, Сергей Петрович, - с преувеличенной

радостью пригласил Карпухин.

 - Я и так присаживаюсь,- ответил следователь,- а вы все на свободе?

 - А где же мне еще быть?!
– вроде бы удивленно спросил Карпухин, понимая, что следователь страдает.

Следователь аккуратно сложил штаны и оказался в черных плавочках. Тело его было лимонно-желтым, содержавшимся в постоянном отдалении от солнца. Он сел на гальку, полез за папиросами, закурил - с того утра снова стал курить и уже не мог бросить.

Карпухин старался заглянуть в глаза, искал взгляда, но искал, как домушник в чужой квартире, наобум.

 - Ох, Карпухин, Карпухин,- сказал следователь,- встретимся мы еще с вами, да не на пляже...

 - Где вам будет угодно!
– сказал Карпухин с поспешностью.

Следователь пропустил наглость мимо.

 - А этот ваш... с визитной карточкой, тоже здесь?

 - Увы... Он сейчас в Ницце...

Следователь горько усмехнулся, втянул последний дым, спрятал окурок под серый булыжник, встал и пошел к воде. Галька вызывающе затрещала под его бледными худыми ногами с большими разлапистыми ступнями. Он остановился, подумал и неожиданно разбежался, как пацан, прыгнул в волну, нырнул и, вынырнув далеко, поплыл саженками. Он плыл легко, высовываясь из воды по пояс, будто шел по дну...

 - Сергей Петрович, - примирительно сказал Карпухин, когда следователь вернулся,- зачем же вы на меня сердитесь?

 - С чего вы взяли, что я на вас сержусь? Я не на вас сержусь. Я на себя сержусь. Держал все ваше кодло в руках и - выпустил.

 - Ну, - возразил Карпухин, - это нечеловеколюбиво. Девочка получила свободу, разве это вас не радует как гуманиста?

Следователь посмотрел в наглые карпухинские глаза, играя челюстями.

 - Меня как гуманиста радует, когда виновный сидит за решеткой... Ваша девица, кроме всего, в фиктивном разводе...

 - Неужели?
– всплеснул руками Карпухин, но осекся, не желая валять дурака.
– Знаю, Сергей Петрович, все знаю.

Следователь вздохнул:

 - Ну ладно... Одного не пойму: зачем вам было идти на риск? На лжесвидетельство... Не бойтесь, у меня нет аппаратика, как у этого, который в Ницце...

Карпухин улыбнулся:

 - Тут скрестились интересы многих... Что же касается меня, я шалопай, бузотер... Можете считать, что я это сделал из принципа...

Следователь снова недобро пожевал челюстями.

 - Из принципа... Интересно, какие у вас могут быть принципы, если вы пошли подставным свидетелем... Да еще, возможно, получили за это...

Карпухин улыбнулся:

 - Вот видите, вы меня подозреваете... Впрочем, это ваша профессия - подозревать людей.

Следователь взглянул исподлобья.

 - Как же вас не подозревать?.. Принципы... Где же

они, ваши принципы, если вы идете наперекор правосудию?

Карпухин посмотрел на следователя спокойно, со скрытым состраданием.

 - Вы правы, Сергей Петрович... У меня принципов нет. Но я их соблюдаю...

Следователь впервые улыбнулся. Улыбнулся неумело, через силу, вроде бы не он улыбался, а кто-то другой, залезший в него не спросясь.

– Да, сознаюсь... Надули вы меня... Карпухин оперся на локоть.

 - Но это же так естественно... Вы должны знать, что опровергнуть правду гораздо легче, чем опровергнуть ложь.

Следователь резко поднялся. Действительно, такая дикая мысль прижала и его тогда. Но он ужаснулся ей, а этот сирота вроде бы даже радуется.

 - Это пока!
– строго сказал Сергей Петрович.- Пока! Пока еще люди несознательны! А когда они станут сознательными, тогда правду не опровергнешь!

Карпухин улыбнулся:

 - Сергей Петрович, давайте не ссориться в такой прекрасный день... Вот видите этот камень?

Карпухин взял с пляжа обкатанный вековыми волнами голубоватый булыжник. Следователь посмотрел на предмет, ожидая дальнейших слов. Карпухин взвесил булыжник в руке.

 - Камень есть. Стало быть, это правда... Теперь смотрите...

Он размахнулся и швырнул булыжник в волну. Камень щелкнул по воде, брызнул и утонул.

 - Где правда?
– спросил Карпухин.- Нет ее! Видите, рука пустая... Правда утонула - ищи ее теперь... Но зато, Сергей Петрович, вы можете вполне доказывать, что я швырнул не камень, а кошелек с деньгами, слиток золота, алмазный перстень, корону императора - все что вам понадобится. И я уже не смогу от вас отбиться. Теперь все решат ваши свидетели, которые несомненно покажут, что я утопил королевскую корону... Впрочем, вы сможете обойтись и без них - зачем они вам, если они должны показать то, чему вы их научите... Здесь важно начало. А когда вы начнете доказывать, вы и сами себе поверите. И докажете не только про корону, но и про кольцо и про кошелек и даже догадаетесь, сколько монет в нем лежало...

 - Все это философия,- сказал следователь,- что же, по-вашему, я буду фикцией заниматься?

– А почему нет?
– спросил Карпухин.- Вы же заподозрили меня в том, что я взял на лапу? И доказать это вы сможете гораздо легче, чем я опровергнуть.

Карпухин встал и побежал в воду. Следователь закурил, наблюдая за ним, как орел за лисицей, - пристально и неподвижно. Карпухин побарахтался в воде, поплыл немножко, вернулся, снова побарахтался и вылез. Следователь сказал будто даже с удовлетворением:

 - Плаваете неважно... Дыхание короткое.

От автора

А в Москве уже топили печи, как писал когда-то Чехов.

Я сидел у Павла Петухова, держа руку на горячей холке отопительной батареи.

Катерина Великая будто никогда и не отходила от семейного очага, будто не ее мы искали в чистом поле. Домашняя, теплая, прекрасная дама в фартуке сооружала нам обед.

 - Ты ничего не понимаешь, - ласковым контральто втолковывала прекрасная дама.- Каждое новое месторождение - это богатство...