Я иду искать. История вторая

Верещагин Олег Николаевич

— Тогда мы уйдём. И вернемся. Обязательно! — заключил Йерикка с силой.

— Радужная Дорога... — повторил Олег. — А если это сказка?

— Сказка? — переспросил Йерикка. — А, басня! Вот, послушай...

Вин пантас леу Межи свайгстанас Аби эрдас антарас. По ана пантас Зиндас

манаг Туста ети, Под саулес антари...

— Это из древней анласской песни, Вольг. В ней рассказывается, как охотники нашли Радужную Дорогу, преследуя зверя. И многие племена пожелали уйти в миры, где светят иные солнца — и ушли. И те, кто первое время возвращался, рассказывали, что есть миры с синими, зелеными, багровыми, лиловыми солнцами, и с двумя солнцами в небе... Потом люди перестали возвращаться. Последними пришли славяне, но и они уже не помнили сперва, что Мир — это их старая родина... Нет, Вольг, они есть — Радужная Дорога и иные миры. Недаром и данваны так упорно ищут их! Но и они не знают, где Дороги. Кто гово­рит — в наших горах. Кто — в землях анласов. Многие убеждены — что на том материке, который лежит к юго-западу и на котором не были ни славяне, ни анласы...

— Слушай, — сказал Олег неожиданно тепло, — хороший ты парень, Эрик. Поговоришь с тобой — и вроде какая-то звездочка среди туч зажглась...

— Ну-у... — в голосе Йерикки скользнуло смущение.

— Мудрецы наши, — не очень вежливо окликнул Ревок, — может, заткнетесь псу под хвост-то?

— Боишься, на вельботах услышат? — вопросом ответил Йерикка. Ревок хмык­нул:

— Нет... Баете интересно да красно, уснуть не могу.

— А это, кстати, обнадеживает, — заметил Олег.

— А? — удивился Ревок.

— Да то, что мы можем говорить о таких вещах, как звезды.

* * *

Снег повалил, как из дырявого мешка. Он почти мгновенно таял, добав­ляя слякоти. Но эта поднявшаяся не с пенька метель сослужила горцам хо­рошую службу — видимость сделалась такой классной, что вельботы нехотя убрались, и чета рванула к горам.

До гор были сутки пути. И надеяться, что снег будет лепить все сутки кряду, не стоило. Шли молча и по возможности быстро. Метель кружила так, что следовало внимательно смотреть, не ушел ли ты в сторону, и Олег, безду­мно глядя в спину шагающего впереди Йерикки, вспоминал карту. Хорошо, что тут болотистые пустоши до самого Ан-Марья — меньше любопытных глаз...

Температура резко упала. По ощущению было не больше минус десяти градусов, изо ртов идущих вырывался парок, в котором таяли снежинки. Кое-где — у валунов, поднимающихся из вереска — намело уже небольшие сугробы, снег не таял. Точнее, не успевал таять.

— Что, зима начинается, что ли? — проворчал Олег. Йерикка повернул к нему до глаз закрытое плащом лицо. На коже таял

снег.

— Скоро сойдет — устало сказал он, поправляя ремень «дегтярева» на плече. — Пусть хлещет, иди трудно, но и нас не засечешь.

— Метель в конце сентября, — Олег пнул кучу снега. Под ней оказался камень.

— На ровном месте лужа не стоит, — поучительно сказал Йерикка. Олег, скривившись, переспросил:

— А?

— Да так... Это еще когда я жил на юге... Ехали мы с отцовским водителем по дороге за городом. Я, конечно, за руль запросился, сел, погнал вовсю. Вижу — лужа, ну, пустил ее под колесо — ба-бах! Аж передком грохнулся! Нос разбил себе, кровь капает... А водитель посмотрел на меня спокойно так и говорит. — «Запомни, парень, на ровном месте лужа не стоит.» Сколько философс­ких книг прочитал, но такого афоризма не слышал!

— У твоего отца был свой водитель? — поинтересовался Олег... Йерикка наклонил голову:

— Был.

— А вот интересно, — коварно спросил Олег, — есть на свете что-то, по поводу чего у тебя не найдется слов?

— Конечно. Собственная смерть.

...— То и всё, — буркнул Гоймир. — Й-ой, вот не ко времени!

Олег его вполне понимал. Снег шёл всё реже с каждой секундой, а они торчали на полпути к горам, в середине пустошей.

— А бегом? — предложил Морок. Гоймир вдруг засмеялся: — Ты чего? — обиделся мальчик.

— Одно представил, как мы за полчаса-то восемь вёрст пробежим.

— Оно и сказать нельзя, — пробормотал Морок.

Снег прекратился. Выглянуло и пригрело яркое солнце. Олег переступил с ноги на ногу, потом спросил Йерикку:

— Почему снег под ногами так хрустит? — и сам пояснил: — Это у снежинок хребты ломаются.

Ему никто же ответил. Гоймир, похожий на волка, заслышавшего лай собак, озирался по сторонам. Наконец — махнул рукой так, словно рубил голову

— Под вереск!

— Я того слова ждал — что праздника...

— Одно — до чего лужа красовитая...

— Не занимать, то я застолбил...

Олег передёрнулся. Он был голоден и устал, как собака. Ложиться на мокрую, холодную землю, заползать под сыплющие капли вересковые стебли...

— Я не хочу! — вдруг истерично заорал кто-то. — Нет мочи больше! Идите вы!.. Убейте одно! Ну, убейте, устал я!

Мирослав с неузнаваемым, сумасшедшим лицом стоял и, зажмурившись, мо­тал головой, отталкивая руки Рвана и Краслава, пытавшихся его повалить. Тогда Йерикка, подскочив сзади, спокойно и точно рубанул психанувшего па­рня за ухом ребром ладони. Ноги Мирослава подломились, и он рухнул навз­ничь.

— Прикройте его, — бросил Йерикка. — Кому еще помочь?

Олег брякнулся на живот и пополз под вересковый ковер. Ну его к че­рту... Йерикка и Гоймир легли последними.

Солнце светило вовсю. От мокрых платой и одежды, пробиваясь через ве­ресковые стебли, шел пар. Впрочем, поднимался он и от мокрых камней, и от раскисшей земли. Те, кто лежал на спине, могли видеть, как в воздухе кружат пустынники — небольшие ширококрылые птицы вересковых пустошей; на Земле не было таких.

Потом появились вельботы.