Я - истребитель

Поселягин Владимир Геннадьевич

К вылету готовили машину комиссара. Шансов уцелеть никаких, и добровольцы, вышедшие вперед из строя, были смертниками. Я стоял рядом с Соминым, когда зачитывали приказ.

— Шансов нет, — пробормотал я себе под нос, глядя, как стрелок-радист комиссара сержант Маликов с бледным лицом делает шаг вперед, зеркально повторяя движения своего командира.

— Разойдись, — донеслась до меня команда комполка, но я не сразу отреагировал на нее, так как пристально смотрел на два капонира, из которых торчали острые носы «мессеров».

— Пойдем, — сказал Сомов, взяв меня за рукав гимнастерки.

— А? —

не расслышал я, так как в моей голове стремительно закрутились мысли.

— Ты чего? — спросил он.

Большинство, несмотря на команду, расползлись по опушке, наблюдая за летчиками, получавшими инструктаж от командования.

Почесав пальцем за ухом, я задумчиво сказал:

— Есть одна идея.

Сомов, проследив мой взгляд, аж подпрыгнул:

— Ты что удумал?! Слышал, что комдив сегодня сказал?

— Слышал.

Сегодня прилетал командир дивизии с поздравлениями и инспекцией. Вот он и сообщил о том, что «мессеры» у нас заберут. К вечеру должны прийти машины и эвакуировать их. Так что они находились под охраной. Командование даже тут подсуетилось, и с пяти разбитых «худых» был снят уцелевший боезапас и сложен рядом с трофейными машинами. Вдруг пригодится.

После этого полковник сообщил о том, что в штаб фронта направлено представление о присвоении мне высокого звания дважды Героя Советского Союза, с награждением второй медалью «Золотая Звезда». И с этим была проблема. Оказалось, дважды героям на родине сооружают бронзовый бюст. А мне где? Я сказал об этом Никифорову, дополнив, что собираюсь после войны жить в Москве, значит, и бюст должен стоять там, пусть думает.

Кинув еще один взгляд на капониры, я вздохнул и повернулся к Сомову:

— Это единственный шанс, — после чего, не слушая возражений, побежал к командованию полка.

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

— Обращайтесь, — оторвавшись от карты, измученным голосом ответил Никитин. Место совещания находилось на опушке. Был вынесен стол, на нем разостлана карта, которую комполка сейчас изучал вместе с Тарасовым.

— Товарищ подполковник, шанс исполнить приказ есть только в одном случае — если воспользоваться трофейным «мессером». Мощная радиостанция на истребителе и собранная стационарная, плюс фактическая незаметность среди своих сородичей дает возможность выполнить приказ. Я согласен лететь, более того, я требую, чтобы отправили именно меня. На данный момент на аэродроме нет пилота, знающего «худого» лучше.

В глазах Никитина появилась надежда пополам с радостью.

— Черт возьми, Суворов… Спасибо, лейтенант!

Немедленно началась подготовка к вылету, истребитель заправляли не только горючим, но и боезапасом. Настраивали на отдельную волну станции. В кабине сидел инженер с длинной отверткой и постоянно что-то бормотал в микрофон — все были заняты делом.

— Вот тут прорыв, пролетаешь, осматриваешься, докладываешь. Наступление началось три часа назад, связь сразу была потеряна, видимо, это работа немецких диверсантов в наших тылах. Так что нам кровь из носа надо знать, что там происходит. Отправленные делегаты связи и курьеры не вернулись.

Я изучал карту. До места прорыва нужно лететь почти сто километров, далековато от нас.

Прикинув примерный

маршрут, стал запоминать ориентиры, и тут мне сообщили, что самолет готов.

— Давай, Суворов, мы надеемся на тебя, — хлопнув меня по плечу, сказал Никитин.

Вперевалочку я подошел к крылу и с помощью пары механиков забрался в кабину.

— От винта!

— Есть от винта! — отскочив в сторону, механик махнул рукой. Бойцы вытащили из-под колес башмаки, и я, проверив все системы, пока мотор прогревался, закрыл фонарь.

Взвыв мотором, истребитель начал разбег, и после отрыва я радостно пропел незамысловатый мотив. Вот и снова в воздухе!

Поднявшись на километровую высоту и определившись с ориентирами, направил самолет в нужную сторону. Под крылом пролетали небольшие городки, села, деревни, хутора. Синевой отдавали реки, озера, железнодорожные станции с зенитками, которые пришлось облететь по дуге. Вот восьмерка наших истребителей, возвращавшихся с задания. Нападать на меня они не стали, видимо, были пустыми, просто сплотились, настороженно наблюдая за мной, и проследовали дальше. Видимо, посчитав, что восемь «ишачков» против одного «мессера» — это слишком, великодушно отпустили меня. Шучу, конечно. А если серьезно, то уйти от них проблем для меня не было, скорости разные. Пройдя над противотанковым рвом, в котором хорошо различался копошащийся народ, полетел дальше.

Через пять минут показались дымы и мелькавшие в них черточки самолетов. Восемьсот метров, по моему мнению, была самая приемлемая высота для наблюдения за землей, и при этом можно не опасаться, что в меня могут попасть снизу.

Самолеты при ближнем рассмотрении оказались «хейнкелями», бомбившими что-то в стороне. Выше метров на пятьсот, к западу барражировали несколько звеньев «худых». На меня они внимания не обращали. Как и думал, приняли за своего. Сделав несколько кругов, я стал вызывать полк:

— Тычинка, Тычинка, я Пестик, ответьте! Прием!.. Найду, кто позывные придумал, язык вырву!

— Пестик, я Тычинка. Вас слышу! Прием!

— Тычинка. Прорыва нет! Это разведка боем, как поняли меня? Войска держатся. Противник добился небольших успехов в квадрате восемь-три и восемь-семь. Как поняли меня? Идут бои местного значения. Бронетехники противника не вижу, только пехотные части. Как поняли меня? Танков тут нет.

— Пестик. Вас поняли. Проверьте квадрат одиннадцать-семь, как поняли меня?

— Понял вас. Квадрат одиннадцать-семь. Отбой.

Этот квадрат, куда меня направили, находился как раз там, где работали улетевшие «хейнкели». К висевшим в высоте «мессерам» подошла смена, и отработавшие свое ушли на аэродром, а я стал хаотично облетать нужный мне квадрат.

— Тычинка, я Пестик, прием!

— Пестик, я Тычинка, слышу тебя хорошо!

— Тычинка, я Пестик. В квадрате одиннадцать-семь наблюдаю наши войска в движении. Десять минут назад на них был совершен налет восемнадцатью «хейнкелями». Наблюдаю перемещение частей. Подтверждаю нахождение в тылу обороны диверсантов противника. Во время бомбежки неоднократно наблюдал пуски сигнальных ракет, указывающих места расположения крупных целей. В воздухе постоянно барражирует не менее десяти истребителей противника. Как поняли меня?