«Я крокодила пред Тобою…»
Шрифт:
Прошло три года со дня смерти сестры. Вовчик по-прежнему не хотел детей, но мысль об этом уже не была для Марины душевной занозой. Она точно знала день и час зачатия, сделав нехитрые женские подсчеты. В один из вечеров, около десяти вечера, на Вовкино «а сегодня можно?» последовало уверенное Маринкино «конечно, именно сегодня и можно». Уже назавтра хитрая Маринка пила витамины, приняв решение не курить и отказаться от алкоголя, которого в их гараже хранилось огромное количество, потому что с начала псевдосемейной жизни с Володей каждый год, по осени, у знакомого базиста-овощепродавца они затаривались ящиками уцененного винограда. Они брали «Изабеллу» и два сорта зеленого. Как он назывался, Марина не помнила. Помнит, что мелкий был очень сладким, а продолговатый –
Обдурив Вовчика, Марина не пила даже легкое домашнее вино, и когда в срок не пришли обычные женские недомогания, она, радостная, побежала к врачу.
– Пока говорить рано, но что-то есть, – сказала мамина соседка по даче Нина Ивановна, акушер-гинеколог со стажем, – приходи, родная, через пару недель.
Эти две недели казались двумя месяцами. Марина считала дни и часы до повторного визита к доктору. Она так страшилась необратимых последствий раннего аборта, что перестала гулять с Патрицией, боялась сидеть, бегать, дышать, ходила медленно и вразвалочку, как профессиональная беременная.
– Да, Мариша, поздравляю! Срок шесть недель, встаем на учет.
Домой Маринка возвращалась медленно, плывя на огромных крыльях над маленьким городом. Теперь у нее появился смысл жизни. «Оля тоже так говорила, – вдруг вспомнилось Марине, – смысл – жить ради детей…» Мимолетом что-то непонятное царапнуло. «Что-то не так?» Но Марина была счастлива, она гнала от себя тревогу, страхи и сомнения. «У меня будет ребенок!»
– Мама, у меня новость, – разуваясь и улыбаясь от уха до уха, сообщила Марина. – Я беременна!
– Ми-и-иленька моя! Слава Богу! Вымолила! Срок-то большой?
– Шесть недель! Все, мам, все! Бе-ре-мен-на!
– Вовка знает?
– Нет, вечером скажу.
К удивлению Елизаветы Ильиничны, Марина сама приготовила ужин и красиво накрыла на стол. Вовка пришел слегка подшофе.
– Почему совщем вещелый? – зашипел веселый новоиспеченный будущий отец, глядя на улыбающуюся Маришку.
– Ну, Вовка, держись за табуретку! У нас бу-удет…
– Зарпла-ата…
– Не-ет, Вовчик. Не угадал. Попытка номер два-а. У нас бу-удет… ре-е…
– …петиция! – хохмил Вовчик.
– Ребенок, Вовка! Ребенок! Я беременна!
– Смешная шутка, – по инерции веселился Вова, – где надуло?
– Я не шучу, – улыбка слетела с лица Марины. Она посмотрела на своего сожителя уже безрадостно. – Срок – полтора месяца. Рожать в декабре. В конце.
– Ну-ну, – улыбаясь, Вовчик встал из-за стола и ушел в комнату.
Марина осталась на кухне. Просто сидела и ни о чем не думала, ни о хорошем, ни о плохом. Смотрела на сервированный стол. Встала, прошла в комнату к Елизавете Ильиничне.
– У нас ребенок будет.
– М-м, хорошо, – свекровь немного «окала», – когда?
– Скоро, через восемь месяцев, – Марина оделась и ушла.
Она бродила по улицам. Была весна. Вечер приятным ветерком дул в лицо. И все-таки она была счастлива.
«А что ты хотела, дорогуша? Он тебе сразу сказал, что думал. Он честно поступил.
– Честно? – Марина спорила сама с собой. – Это называется честно? Жить с женщиной, которую ты пусть не любишь, пусть она тебе просто удобна, но ты живешь с ней и не веришь ей? Но ведь ты же называешь ее любимой! И ты, в конце концов, спишь с ней! Но почему ты не хочешь нести никакой ответственности?! Почему хочешь
Марина дошла до городского парка. Северогорск – небольшой городишко, удобный, уютный. Коммунального типа. Общая спальня. Общая кухня. Тонкие перегородки.
«-А-а-а-апчи-и-их!
– Будьте здоровы!
– Спасибо.
– И вам.
– Не умничай.
– Да пошел ты!
– Сам не сдохни!»
Она села на скамейку, достала из сумочки сигареты, прикурила, сладко затянулась. Вальяжно раскинулась на городской скамейке своим максимально женственным телом, которое уже знает, что несет в себе жизнь, что уже кого-то баюкает в себе, чувствуя всеми женскими клеточками свое предназначение. Затянулась еще. «Как же хорошо! Господи, как же хорошо! Как же мне плевать на чье-то мнение! Вовчика, Ярика, шмарика, хренарика. Я живу!!! Я!! И дите – мое, только мое! И ничье больше!». Маришка сидела в парке, полностью расслабившись и вытряхнув из головы лишнее. А лишним было все, что не было связано с ее удивительным положением.
***
Обязательств у Володи перед Мариной не добавилось, как и прежде, он жил исключительно для себя, любимого. Времени свободного хватало. Они болтались по гостям почти каждый день, Вова выпивал огромное количество алкоголя, что очень раздражало Марину. Иногда брали с собой Патрю. Вовкины друзья все были выпивохи, можно сказать, интеллигентные алкаши. Кто с одной стопки валился и пускал слюну, кто до утра куролесил бодрячком. Вовка был из бодрячков, и у него было два состояния опьянения. Первое, безудержное веселье, заканчивавшееся полным безразличием к Маринке, где она, с кем, с ним ли пришла. Ушла ли домой или где-то тут бродит. Второе – немногословная агрессия, когда даже не нужен был повод для ревности, он его надумывал сам. Вовчик никогда не поднимал руку на Марину, ну, в смысле, как Ярик, не бил по лицу. Просто однажды он увидел около Марины постороннего мужчину, о чем-то с ней разговаривавшего. Подождал, чем закончится беседа. В тот день у Марины был безалкогольный день рождения, и она отмечала его с подругой, заказав столик в ресторане. Короткая беседа закончилась ничем. Марина ответила ухажеру: «Спасибо, но я замужем», и тот ушел восвояси. Она подошла к гардеробу за коротенькой фиолетовой французской шубкой из искусственного меха, привезенной знакомым спекулянтом из чековой «Березки». Она и не знала, что Вова в этом же ресторане отмечает что-то типа мальчишника. Они были в ссоре. Она не стала вызывать такси и пошла домой пешком. Было довольно прохладное лето. Володя догнал Марину на полпути к дому.
– Штой, щлюха! – когда он был пьян, шепелявил сильнее.
– Вова! Ты где так надрался?
– Я вще видел! Видел, как ты шнималащь в кабаке!
– Ты больной? Я две минуты разговаривала с мужиком, просто ни о чем!
– Вще! Прощайщя с жижнью! – он стиснул Маринину шею правой рукой, толкнул ее к кирпичной стене магазина и прижал со всей силой. – Щлюха!
Маринка засмеялась. «Что за пафос! Какая Отелла!» Но Вовка сжимал горло все сильнее, уже стало больно и трудно дышать, Марина испугалась. Огромные, полные страха глаза тихо кричали:
– Отпусти, что ты делаешь? Ребенок ведь… – Марина пыталась вырваться из его любимых ладоней. Потом она обмякла и заплакала.
Вовка разжал пальцы. Она осела на землю, размазывая по щекам тушь. Он замахнулся, потом вдруг развернулся и так и побежал прочь, с поднятой над головой рукой, безумный в своей больной любви человек. Мужчина, отец ее ребенка.
Утром Марина не смогла повернуть голову. Очень болело где-то в районе кадыка и под челюстью. Позвонив на работу, она взяла отгул. С трудом оделась (ломило все тело) и поехала к участковому терапевту.