«Я крокодила пред Тобою…»
Шрифт:
– Зо-о-й,.. смотри!
Под покрывалом лежали два тонких одеяла. Под одеялами – простыня. На простыне – все те же курчавые черные волосы. На подушках – подлиннее.
– Что будем делать? – Зоя смотрела на этот кучерявый набор.
– Предлагаю все закрыть и лечь на одеяла в одежде.
– Согласна, на одеяле хотя бы шерсти нет. И хорошо, что мы сначала поели.
Они легли, не раздеваясь, и проспали до утра, как убитые.
Утром девчонки проснулись пораньше, умылись, привели себя в порядок. Пересчитали
– Ты знаешь, куда идти? – Марина очень волновалась.
– Да, тут на трамвае примерно три-четыре остановки, – Зойка смотрелась в маленькое зеркальце, подкрашивая губы. – Да не волнуйся ты так! Сама не захочешь, тебя никто и пальцем не тронет.
– Будь уверена, не захочу. Я, вообще, к маме хочу. Домой, к Машке.
– Ну вот завтра и поедем. С подарками. Пошли! Я готова!
Они спустились на ресепшн. Тот же угрюмый турок (Марина подумала: «Нестандартной сексуальной ориентации, что ли?») молча вернул им паспорта.
– Зой, а трамвайная остановка где?
– Нигде. Трамвай, видишь, едет? Медленно едет. Вот мы на ходу должны туда зайти.
– Как это?
– Ну, у них так.
Трамвай медленно двигался, приближаясь к пассажиркам. Они стояли наизготовку, держа в руках огромные чемоданы с «бусами» для туземцев. Когда трамвай поравнялся с челночницами, он замедлил ход, и Маринка, ковыляя с тяжелой ношей, неуклюже заскочила в трамвай. Там ее подхватили улыбающиеся шумные турки. Один из них уже втаскивал Зойку, раскорячившуюся со своим баулом.
– Ой, кошмар! Спасибо, мальчики! – Зойка, запыхавшись, оглядывалась по сторонам, ища, куда прислониться. Им уступили место, но садиться они не стали. Стояли и глазели в окно, за которым проплывал красивейший старый город.
– Смотри, русский храм!
– Это Софийский собор, – вещала Зоя со знанием дела, – только он не действующий, он как музей. Но там внутри все сохранено, как было.
– А почему не действует?
– А чего ему действовать в мусульманской стране? У них свои мечети. Может, православных мало.
– Мало не значит, что совсем нет.
– Ну не знаю. Они хозяева, им видней. Нам выходить, пошли!
Трамвай снова притормозил в нужном месте, они спрыгнули с трамвая и направились к стихийно организованному рынку.
– Зойка, слушай, тут место какое-то мутное. Не грабанули бы нас.
– Не грабанут. Ты только не спорь, не ругайся и долго в упор не смотри.
– Они что, волки? Или тигры, что им в глаза не смотреть?
– За что купила, за то продаю. Слушай и делай, как я говорю. Целее будем.
Марина немного не так представляла себе рынок сбыта. Думала, палатки будут и прочие атрибуты торговли. Она же увидела ведущие вверх каменные ступени. На каждой ступеньке стояли русские женщины и трясли старым барахлом, которого у Маринки
– Э, да тут конкуренция!
– А ты как думала? Все жрать хотят. Куда встанем?
– Пошли выше, там есть пара мест, где примоститься.
Они поднялись чуть выше. Им повезло. Холодные ступени вели дальше вверх, их разделяла небольшая широкая площадка, там девчонки и встали.
– Что делать-то? Чемодан, что ли, открывать? Зой, стремно как-то все.
– Денег получишь, про стрем забудешь. Доставай шмотье.
Марина открыла чемодан. Тут же к ней подошла толстая, замотанная в платок женщина и начала быстро рыться в Маринкином чемодане, что-то громко лопоча по-своему.
– Зойка, я ее боюсь!
– Глаз не спускай с вещей. Не бойся, не съест.
Тетка тем временем отобрала уже для примерки пару кальсон и старый плащ.
– Каля-маля?
– Я вас не понимаю, – робко ответила Марина. – Зойка, что она хочет?
– Спрашивает, сколько стоит.
– А сколько это стоит? Это же хлам!
– Для нее нет. Скажи – десять долларов.
– Тен долларс.
– Каля-маля! Каля-маля! – заорала женщина. Маринка подумала, что она ее сейчас прямо тут и закопает. Прямо в каменных ступенях.
– Зоя, по-моему, ей дороговато.
– Естественно, она торгуется, у них так принято. Если ты торговаться не будешь, ты ее обидишь.
– Так она же покупает. А я не обижусь.
– Погоди пока, у меня клиент, сейчас помогу.
Зойка ловко освободила уже половину чемодана. Марина стояла, чуть не плача, и тихо ненавидела турчанку с кальсонами в руках. Наконец, Марина пришла в себя, глубоко вдохнула и выдохнула тонкой струйкой.
– О’кей. Файф долларс. И никаких калямаля!
Сторговались на четырех, но турчанка просто вырвала из чемодана еще какую-то кофтенку и перешла к Маринкиной соседке, худенькой женщине, похожей на учительницу начальных классов. Там продолжила атаку. Но робкая женщина, видимо, не первый раз участвовавшая в подобных ярмарках, торговалась бойко и в обиду себя не давала. Постепенно Маринка стала понимать «кач пара?» и «нага дар?», почти все говорили на ломаном русско-турецком, и торговалась уже смелее. Она продала уже больше половины вещей, когда к ней подошел парень лет тридцати.
– Здрастуй, Натаща! Как дела?
– Спасибо, хорошо.
– Я забрать у тебя все.
– Забирай, – Марина прикинула сумму, – тридцать долларов.
– Не-е, ощень дорого! Я забрать за десять.
– Ну нет! Десять мало. Тридцать!
– Нет, Натаща, ты такой красивы и такой жадный, – молодой турок улыбался исключительно ртом, две колючки его глаз сверлили лицо торговок.
– Бери за двадцать пять и ступай, – Маринке эта торговля уже поднадоела, и только сорок долларов, вырученные за проданные вещи, грели карман.