«Я крокодила пред Тобою…»
Шрифт:
– Да ладно, иди уже.
Маринка шла по улице. Глаза слипались, в голове гудело. И ей было все равно, что на нее оборачивались люди. «Чудная девка какая-то! Идет, улыбается». Сердце билось часто-часто, дыхание захватывало, Марина не замечала противного ветра, кидающего в лицо холодные капельки дождя. У нее горели щеки и ладони, она чувствовала необычную горячую наполненность тела внутри себя, от головы до колен. «Господи, как все ярко вокруг!» Каждый удар сердца с силой толкал кровь, Марина физически чувствовала, как она бежит по венам, переполняя, как чашу, ее
– Ты что так сияешь, подружка? – Ирочка оторвалась от зеркала, обернувшись на вошедшую Маринку. – И без зонтика… под дождем.
– Просто настроение хорошее, – еле сдерживая себя, чтобы не рассказать все Иришке, ответила Марина.
– Я тебя что-то такой не видела раньше. Давай рассказывай! С кем ночку коротала?
– Да ни с кем! Просто. Все-про-сто-так!
– Не хочешь, не рассказывай, – попыталась обидеться Ирочка.
Время рабочего дня тянулось еле-еле. Марина каждые десять минут смотрела на часы. Должен прийти Олег. Заберет Ирку, и они пойдут к ней домой. Дверью заниматься. «Нет, я этого не вынесу! Какая дверь? Что за ерунда? Взрослые люди, не могли умнее придумать?» Марина накручивала себя, она не слышала покупателей, переспрашивая их, отвечала рассеянно, подавала не то, что просили. У Ирочки сегодня в отделе было много клиентов. «Слава богу, не надо с ней общаться». Маринка села на маленький стульчик и спряталась за прилавок.
– Мариша? Ты где? – голос Олега неожиданно накрыл ее сверху. – А-а, под прилавком валяешься, пьянчужка?
– Привет, – Марина сразу успокоилась, – от пьянчужки слышу. К Иришке своей?
– Вообще-то, к тебе. Ты помнишь, что я сегодня к тебе переезжаю?
– Я помню, что ты сегодня дверями торгуешь.
– Ну да, а потом к тебе.
– Товар будешь сдавать?
– Не буду. Ждешь?
– Приходи.
«Так вот все просто, что ли? Приходи…»
– О! Олежка, приветик! – Иришка зашла к Марине в отдел, – приходишь ко мне сегодня?
– Привет, Ириша! Да, к восьми не поздно будет?
«Он что, дверь с собой принесет? В кармане? Как косметический карандашик? Или под мышкой?» – Марина не совсем понимала, как будет происходить факт приема-передачи имущества.
– Давай, нормально. Буду ждать, – кокетливо промурлыкала Ирочка, не особо спеша к покупателю, тыкающему пальцем в витрину со словами: «Девушка, можно вас?» Наконец она отлепилась от Калугина и, оборачиваясь, пошла за прилавок, многообещающе улыбаясь.
– Олег…
– Марина, перестань. Все нормально.
– Ты к ней-то зачем идешь, если дверь у тебя дома?
– Я поеду к Ирке, замеряю проход, заберу ее и отвезу к себе. Там она посмотрит дверь, если понравится, мы ее сразу грузим и везем к ней.
– А сама она не может до тебя доехать?
– Да мне нетрудно ее забрать. И договаривались же. Ну ты ревнивая!
– Ладно, считай, поверила, – Маринка недовольно замолчала, – иди уже.
– Гонишь?
– Хочу, чтобы вся эта канитель с дверями закончилась уже.
– Входные, после ремонта у меня остались. Красивые. Показать?
– Спасибо, не надо. Оставим красоту для другой. Она поставит, схожу к ней полюбуюсь. Если пустит. Я ей ничего не сказала про нас. Она тебя сегодня клеить будет.
– Все, Мариша, до вечера! Я позвоню.
«Ну и пусть. Пусть едут! Как будет, так будет».
Иришка ждала конца рабочего дня, как на иголках.
– Маринка, все! Сегодня цап-царап! Слушай, я вспомнила, Олег говорил, у него девчонка какая-то есть, на Болотном живет. Он с ней около полугода встречается. Не знаешь, что за краля?
Сердце Маринки ухнуло и осталось еле трепыхаться где-то в районе почек. «Девчонка? А он сегодня с вещами придет… Ирка с дверью… мать с Машкой, разговор с Вовкой…».
– Не знаю. Нам закрываться пора. Я пошла. До завтра, – устало сказала Марина.
– Пока! Завтра расскажу!
– Угу, жду, в картинках.
По серым улочкам Марина брела под зонтиком домой, дрожа от холода и уныния. Ветер продувал насквозь, противный комок под солнечным сплетением не давал вздохнуть полной грудью.
Тамара Николаевна встретила дочь у порога. Она уже оделась и наводила ревизию в своих авоськах. Маша радостно обняла маму за шею и стала копошиться в ее сумке.
– Машуня, на, мама тебе сникерс принесла.
– Опять ведь покроется коростой от этой дряни! Не носи ты это говно!
Машка двумя ручками прижала шоколадку к груди.
– Моя, не гано.
– Твоя, твоя, дурауманет. Я пошла. Че, когда девку-то забирать?
– Скажу.
– Закрывайся, а то утащат все!
Марина закрыла дверь. Полвосьмого. Звонок.
– Алло?
– Привет! Я зайду сегодня, – радостный Вовкин голос окатил Маринку почти кладбищенским холодом.
«Только тебя сейчас и не хватало!»
– Нет, сегодня не зайдешь.
– Чего это?
– А то. Не зайдешь – и все. Дела у меня.
– Ну-ну. Хахаля ждешь?
– А не твое дело.
– Точно, хахаля! И кто он?
– Конь в пальто.
– Ты сегодня хамишь. Что-то сегодня у нас с тобой не то. Приду обязательно.
– Я не открою.
– Посмотрим.
Ту-ту-ту-ту-ту… «Посмотрим».
Очень хотелось спать. Она прилегла на диван, Машуня на полу пеленала пластмассового пупса. У Марины было ощущение, что она уже очень давно живет с Олегом, и сегодня он ушел по каким-то своим неотложным делам. А Вовка – просто какая-то нелепая помеха в их жизни. «Что происходит? Что? Калугин в моей жизни – сутки, Вовка – шесть лет, и после одной вчерашней ночи я готова забыть все ради сомнительной связи? Но ведь я ни в чем не сомневаюсь. И нет никакой связи, пока я не решу, чему быть в нашей с Машкой жизни и кому с нами быть. И что значит забыть все? Что, кроме Машкиной жизни, дал мне мужчина, которому я доверилась? Нелюбовь и от себя зависимость. Тогда что, вообще, я теряю? Ничего, просто рву давнюю болезненную связь, основанную на его хроническом эгоизме и одиночестве, патологическом ко всему и всем равнодушии».