Я, Легионер
Шрифт:
Настали Рождественские праздники. Легион, как каждая семья, готовился к ним. Перед Рождеством были организованы чемпионаты по футболу, баскетболу и волейболу. Сам командир Иностранного легиона генерал Пикмаль пришел к нам, чтобы участвовать в 22-километровом праздничном полумарафоне. Генерал был известен своими достижениями в беге на длинные дистанции и, несмотря на возраст, обогнал большинство из нас. Я до сих пор помню, как после того как он меня обогнал, я старался выдерживать его темп, но пяти минут оказалось достаточно, чтобы я отказался от этого.
Наша рота завоевала множество наград на соревнованиях, в том числе в общем результате полумарафона.
Перед Рождеством атмосфера была довольно сплоченной и приятной. Капралы почти не придирались из-за пустяков, а поддерживали и подбадривали нас, чтобы с каждым днем мы постигали больше и больше.
Ужин к сочельнику был хорошо организован, и некоторые из легионеров подготовили эскизы — маленькие комические сцены, которые высмеивали офицеров и унтер-офицеров. В этот день легионерам было позволено подтрунивать над командирами. Рождественский ужин тоже был на уровне — омары, филе, салаты, тропические фрукты и шампанское. Впервые в жизни я видел такой щедрый пир. Стол ломился от еды и напитков.
Жить в легионе было трудно, но, безусловно, игра стоила свеч. Сегодня вечером было очень весело, и все мы чувствовали себя как настоящие члены большой новой семьи — Иностранного легиона. Рождественский ужин закончился в два часа утра, но праздник продолжался в клубах рот, и все могли свободно гулять по части. Впервые нам официально разрешили звонить близким. Те, кто оставил жен и детей, провели остаток ночи у телефонных трубок. Только теперь я понял, что им было гораздо труднее покончить со своим прошлым. Я погулял по части и встретил капрала, который был моим земляком. Мне было очень приятно поговорить с ним на родном языке. Кроме того, он только что вернулся из Джибути и рассказал мне о трудностях тренировок на 50-градусной жаре и о выходных, проведенных со знойными африканками. Я в последние несколько месяцев не только не видел женщину, но даже не успел подумать об этом. Такие выходные тогда мне и не снились. В три часа я уже собрался пойти в свою комнату, потому что знал, что на следующее утро нам надо будет рано вставать. Но когда я поднялся на этаж нашего взвода, то решил зайти к своему японскому другу. Во всех комнатах было темно, видимо, мои товарищи продолжали усердно соревноваться, кто больше выпьет.
Я постучал и вошел в комнату Фудзисавы, ожидая найти его спящим. К моему большому удивлению, я увидел, что японец укладывает в маленький боевой ранец спортивную одежду и туалетные принадлежности. Он был одет в спортивный костюм и поразился, когда увидел меня.
— Что такое, Фудзисава? Почему ты собираешь багаж?
— Moi, finit L'egion! Конец! Я иду дом!
— Что? — Я не мог поверить своим ушам: японец испугался пьянства в легионе?
— Я звоню домой, мой отец умер.
— Я не могу в это поверить! На Рождество!
— Мы, японцы, не Рождество, иду я! — был решительный ответ.
— Жаль, ты смог бы сделать блестящую карьеру в легионе!
— Au revoir, Lozev!
— Сожалею о твоем отце.
Японец уважительно поклонился, а затем выбрался через балкон. Все праздновали, и никто не заметил, как в темноте Фудзисава перелез через забор и ловко прошел сквозь проволочные заграждения. Я представил себе, как он бежит к вокзалу и садится на поезд в Париж, где он будет искать посольство Японии для восстановления своих документов, которые остались в Обани. Действительно, это был удачный момент, чтобы дезертировать, так как все праздновали и военная полиция сосредоточила весь свой
Во время утренней проверки капрал Мунителло заметил отсутствие Фудзисавы и пошел доложить сержанту Разе.
— Вы уверены, что камикадзе не валяется где-то после праздника? Где его напарник?
Румын вышел на шаг вперед перед строем и крикнул:
— Pr'esent, sergent!
— Где твой напарник?
— Я не знаю, сержант! Утром его не было.
— А ночью?
— Я не знаю, сержант, я был с друзьями-румынами.
— Ааа, румынская мафия, бросил своего напарника и пошел пить с земляками!
— Есть ли кто-нибудь, кто видел японца? — строго посмотрел наш сержант. — Давайте, напомню всем, занять позицию для отжиманий! Я буду придумывать для вас хорошие упражнения, пока кто-нибудь не вспомнит!
Я уже подумал, стоило ли сказать, что я видел Фудзисаву и помешает ли это его побегу, когда появился капрал Пайетт и что-то сказал Разе.
— Debout! Сегодня вам повезло, упражнения откладываются! Идите стирать и гладить на следующую неделю. Я оставляю вас в вашем распоряжении!
Все ломали голову, что так внезапно переменило решение Разы мучить нас упражнениями, пока не выведает что-то о Фудзисаве. Довольные, мы разошлись по комнатам, чтобы навести порядок, но любопытство грызло нас. Впервые нас оставляли так долго в покое. Обедали и ужинали без контроля. Только Мунителло сопровождал нас, но он оставил нам свободный час.
Утром следующего дня во время проверки нам официально объявили, что кроме Фудзисавы в канун Рождества был другой дезертир, капрал Буун. Никто не понял, почему он убежал. Южноафриканец принял такое же решение, как и Фудзисава, и, возможно, он поделился им с кем-то, но мы могли об этом только догадываться. За время обучения Буун стал мне довольно симпатичен, он знал, как заставить нас смеяться над его пантомимами, и вообще он не был так страшен, как выглядел. Взводу определенно было бы скучно без капрала-фельдшера.
Началась очень долгая неделя экзаменов и непрерывного покрытия нормативов. Наиболее важными из всех были стрельба из FAMASa с трех положений, экзамен по французскому языку и тест TAP. На стрельбах я показал блестящие результаты, как никогда во время тренировок. По-французски нас оценивали по парам. Янчак был лучшим в группе, и мы получили, таким образом, 20 очков — максимальное количество баллов.
Оставался только TAP. Целью этого теста было пробежать восемь километров с ранцами и в боевом снаряжении за 50 минут, и рота не должна была разрываться. Впереди бежал командир Халиль, а сзади капралы — погонять отстающих, чтобы рота оставалась одним целым.
Мы бежали вдоль внутренних стен части по асфальтированной дороге, и первый километр прошли шутя: мы же упорно тренировались в течение четырех месяцев. На втором и третьем круге некоторые начали задыхаться, и группа стала разрываться. Старший сержант замедлил темп, но сказал, что тот, кто не успеет продержаться 50 минут, выпадает из соревнования. Это обеспокоило меня, и я сделал усилие, чтобы догнать первых в группе, но в какую-ту минуту почувствовал, что мои силы на исходе. Я понятия не имел, сколько у меня осталось времени, но начал отставать. Я чувствовал, что парни, которые бежали за мной, дышат мне в затылок, и это выбивало меня из колеи. Я напрягся, чтобы снова достичь передовой части группы, но у меня не было больше сил, и я начал отставать еще больше. Я видел основное ядро метрах в двадцати перед собой. Вдруг у моего плеча появился капрал Пайетт и крикнул: