Я люблю Капри
Шрифт:
Мама тем временем проверяет, как ведется бухгалтерия. Несмотря на минимальные познания в итальянском, с цифрами она разбирается быстро. Я сижу рядом и перевожу то или иное слово, кидая взгляд со страницы на Люка и обратно. Он с победным видом кладет трубку и говорит, что хотел бы пригласить нас на обед, чтобы отпраздновать наше знакомство, а заодно и удачную сделку.
— Чудесно! — отзывается мама, кладя на колени еще одну бухгалтерскую книгу.
— Все в порядке? — спрашивает Люка, заглядывая в листок с ее пометками.
— Да, нормально. Только я не могу найти книги за этот год.
— Да… Они
— Вы далеко отсюда живете?
— Хотите, чтобы я их принес? Никаких проблем. Двадцать минут, около Арко Натурале. [59]
— Ах, в детстве я так любила это место! Эти ступени как будто уводят тебя в другой мир!
— Хотите пойти со мной?
— И оставить магазин на Ким?
— После мастер-класса, который я сегодня прошла, я могу давать советы от Альберта Феретти, [60] — хвастаюсь я.
59
Достопримечательность Капри — прибрежная скала, выветрившаяся в форме арки.
60
Итальянский модельер.
— Видите, — смеется Люка. — Она уже выучила имена.
— Почему бы вам не пойти вдвоем? Я бы очень хотела, чтобы Ким увидела арку, а я лучше смогу освоиться в магазине, если побуду тут одна.
— Но если меня не будет, кто станет тебе переводить? — не слишком настойчиво протестую я. (На сей раз я не собираюсь жаловаться на мамину привычку сводничать.}
— Вряд ли в это время дня будет много покупателей. Я справлюсь, — настаивает мама.
Люка с радостью вверяет ей магазин и, показав, как работает касса, обещает вернуться через час.
— Не торопитесь! — мурлычет мама.
Дорога, по которой мы с Люка идем, так круто забирает вверх, что мне приходится то и дело изображать, будто я очарована открывающимся видом, чтобы остановиться и отдышаться. К счастью, вид действительно прекрасен, так что мне это сходит с рук.
— Вот любопытное место, — говорит Люка, впервые останавливаясь по собственной инициативе и указывая на окруженный стеной сад, забитый вязаными куклами и выцветшими от солнца и непогоды плюшевыми мишками, часть которых, несмотря на бамбуковые подпорки, призванные исправлять их осанку, завалилась на бок. Мне кажется, однажды хозяин сада не выдержал и завопил: «Если я увижу еще одну живописную оливковую рощу, я повешусь!»
Мы идем дальше. Сварливые пожилые женщины с покупками в пластиковых пакетах проходят мимо и вполголоса проклинают бездельников-туристов. В стороне от городского центра действительно появляется ощущение, будто ты без спросу вторгся на их территорию, — успокаивает лишь то, что я шагаю рядом с местным жителем, а значит, имею право здесь находиться.
Подъем становится все круче, так что впору задуматься об альпинистском снаряжении и кислородной маске. Это невыносимо. Я останавливаюсь и смотрю наверх — там, на вершине холма, супермаркет. Или это мираж?
— Хочешь воды? — невзначай переходя на «ты», спрашивает Люка.
— Да.
Я чувствую, как по ногам под брюками стекает пот. Очень
Люка добегает до supercato [61] и возвращается с бутылкой «Сан Бенедетто».
— Ты предпочитаешь f`izzante. да? Газированную?
Я киваю.
— Твой дед тоже предпочитал f`izzante, — замечает он.
— Странный вопрос, наверное, — говорю я, перемежая слова глотками тепловатой газированной минералки. — Но что он был за человек?
61
Супермаркет (ит.).
— Я понесу. — Люка забирает бутылку и жестом приглашает меня идти дальше. — Во-первых, твой дед был тихим человеком. Но все видел. И все чувствовал.
— Что ты имеешь в виду? — Меня заинтриговали его слова.
— Он наблюдал за людьми и поэтому понимал их. Он знал, что лежит у них на сердце. Он разглядел, что внутри я не так уж и плох.
— Ты был плохим снаружи?
Люка криво улыбается.
— Немного. — Он приподнимает рукав и показывает мне татуировку — пантера крадется по его плечу.
— Многие люди носят татуировки. — Я пожимаю плечами. — В доброй половине случаев — это всего лишь мода.
Люка останавливается и изучающее на меня смотрит. Потом ловко снимает рубашку — его торс испещрен картинками: кинжалы, единороги и сердца переплетены с языками пламени и причудливо закрученными океанскими волнами. Как будто на его кожу нанесена карта удивительных, фантастических приключений.
Я делаю знак рукой, и Люка поворачивается. Красота! Между лопаток у него примостился прекрасный дракон. Мне всегда нравились драконы — вероятно, это зов валлийской крови! Я рисовала их на чем попало. Всего пару лет назад я перестала носить майку с драконом, которую мне подарили в четырнадцать лет.
Я протягиваю руку и провожу пальцем вдоль хвоста мифического зверя, который разлегся на гладкой смуглой спине Люка. Я пытаюсь остановить это движение, чтобы не соскользнуть к самому основанию его позвоночника, но это все равно что пытаться остановить тобоган, летящий вниз по ледяному желобу.
— Твой дед увидел меня, когда я выходил из воды у Марина Пиккола. [62] и сказал: «Я вижу, тебе нравится украшать свое тело». Я ответил, что сам делал эскизы к этим татуировкам, а он сказал, что у него есть для меня работа!
62
Малая пристань (ит).
— Ты его до этого знал?
— Конечно. Все знали Винченцо Дезидерио.
— Из-за истории с моей бабушкой? Потому что он разбил ей сердце, и она покинула остров, забрав его единственную дочь? — И откуда только я набралась такой дерзости?
Люка невозмутим.
— Это маленький остров. Здесь все про всё знают. — Он надевает рубашку. — Конечно, некоторые его осуждали. Но он никогда никого не судил.
— И себя тоже?
— Считаешь, он должен был себя осуждать?
— Еще скажи, что в Италии у женатых людей принято заводить на стороне романы! — Я чрезмерно распалена.