Я люблю тебя как врага
Шрифт:
Всегда внимательно слушала все взрослые разговоры, и была в курсе маминых рабочих дел. Только никогда не могла понять, кто же в самом деле плохой, а кто хороший, так быстро всё менялось в этих рассказах. Время жёсткое, советское, опаздывать на работу нельзя, контроль, частые собрания, выговоры. Мама тряслась как заяц, а папа учил её быть смелой и не бояться за себя постоять. Выписываем для мамы журнал «Квант», для папы "Вокруг Света".
Жили мы в двухкомнатной квартире с проходными комнатами, ели в основном то, что привозили из деревни баба и дед: яйца вёдрами, сметану и молоко бидонами, жир, соленья трёхлитровыми банками, кур, гусей ощипанными и опалёнными, масло сливочное овальными
– Мама, а что такое "курортные"?
Изображение пальмы, солнца, кусочка моря и шезлонга дорисовывало фантастические картины из другого мира. Периодически покупали на рынке алма-атинские яблоки и грецкие орехи, очень необходимые для детей. Составы поездов с сельскохозяйственной продукцией шли «на Москву». Отступать некуда. И в мирное время тоже.
Моих родителей мамины родители отпустили посмотреть Ленинград, мне пять лет, кручу любовь с соседским восемнадцатилетним Лёней, он живёт в километре от разъезда, приезжает на зелёном мотоцикле «Урал», у него эксцентричная шляпа, и, прячась от взволнованности этой красотой, и собственными восторгами, я оказываюсь под кроватью, рядом с батареей металлических, с цветочками на дне тарелок, в них залит кисель из сухофруктов, мясной холодец, за окном, не снижая скорости, летит товарный поезд, я, дом, тарелки, кисель, холодец дрожим.
– Где же Линка, моя невеста?
– А и не знаем, куда она подевалась.
Мой имидж прост и предопределён практическими соображениями деревенской жизни: должно быть тепло, сухо, спрятано, закутано. Но я сияла от любви, а что может быть прекраснее?
– Мама вернулась!
Папа, да, но после мамы. Мама – Ангел Небесный, Богородица, ой это уже нескромно.
Пока маленькая, и это не для меня. Но и сразу, и годами после, я буду часто, отложив всё остальное, с трепетом, чаще на полу, в высочайшей духовной растерянности от соприкосновения с загадочными полотнами мирового уровня живописцев, пересматривать привезённые не столько из ленинградских художественных музеев, сколько из вечности, репродукции творений изобразительного искусства. Внимательно рассматривая каждый кусочек, стремясь нет, не узнать, а прочувствовать другую сторону. Микеланджело, Рафаэль, Леонардо да Винчи, Веласкес, Эль Греко, Босх, Боттичелли, Ван Гог, Пабло Пикассо делились со мной виденным, узнанным, понятым, выстраданным.
Девчонки сделаны из: за руку с мамой мы переходим улицу, на перекрёстке которой с улицей Мира в двухэтажном интересном особнячке солнечного цвета находился «Детский мир».
В магазин мы не заходим, на игрушки нет денег, тактика «я дальше не пойду», срабатывает не всегда. Но долгая подрывная работа даёт результат, и большая кукла за десять рублей превращается через некоторое время из мечты в реальность. Папа принёс её домой и подарил мне счастье.
Баба Пелагея работает поваром в туберкулёзном диспансере, у неё очень болят все суставы, она живёт одна в небольшом своём доме за гастрономом «Юбилейный», это минимум полчаса пешком от нашего дома на Московской, я очень люблю бабу – она добрая, мягкая, тоже любит меня, и всегда угощает вкусными вещами – сгущёнкой, булочками, конфетами, достаёт их из голубой тумбочки. Совсем даже не стала меня ругать, когда я спросила, а откуда берутся дети. Она первая мне сказала, что из живота.
Баба дарит мне сказки, помнит их наизусть! В её окружённом деревьями доме – две жилые комнаты, большая прихожая комната, где всегда холодно
Баба верила в Бога, в уголочке – икона.
Напротив – дом, куда украдкой собираются баптисты. Мы, сидя на корточках перед окном, так, чтобы нас не заметили, в темноте, наблюдаем, как они в определённое время собираются на молитву. Бабе это не нравится. Она за Православие.
Печка с двумя конфорками. Огромная коробка с лекарствами. Много одиноких подруг. Они одна за другой умирают, от болезней. "Голова болит. Пенсия, пенсия" – длинное, но в этом его правдивость, прозвище соседки, из дома баптистов.
Все местные коты кошки и собаки дружат и разговаривают с бабой, дикторы телевидения тоже её родня.
Дед слинял к новой жене. В бабины сорок лет. А женился он на ней, шестнадцатилетней сироте, по большой любви, видимо. Четверо детей, включая самого главного – моего папу.
Да! Привели меня в тот раз к бабе, и уж она давай стараться: натопила печку, вкусно накормила, разрешила посмотреть телевизор, а вот потом меня настойчиво начали укладывать спать средь бела дня. Я не хотела, сопротивлялась.
Рассказывала о том, что мне передают огонёчки! После невероятных усилий по моему успокоению, я сдалась. Коврик с медведями в лесу, «закрывай глаза», открываю – медведи в лесу, «закрывай глаза», открываю – медведи в лесу. Проснулась, и мне внушили, что огоньки мне почудились.
– Нет, я их видела! Они шли за мной над землёй!
– Нет, Линушка, они тебе приснились.
1972, в феврале родилась моя сестра, а в сентябре я пошла в первый класс.
За день до рождения Юли за мной не пришли в детский сад. Мы с воспитательницей ждали, ждали. Конечно, я догадывалась, что меня ждут перемены. Пришлось идти к воспитательнице домой, я этому даже обрадовалась – она жила в тогда ещё единственном девятиэтажном доме в городе, напротив универмага «Москва». Но когда мы уже заходили в подъезд, прибежал взмыленный папа, и я, как это у нас было заведено, с радостными криками бросилась в его распахнутые навстречу мне объятия. Дома я зарылась носом в мамину одежду, и горько и торжественно рыдала.
Утром меня разбудили, сообщив, что теперь я старшая сестра. А потом привезли и положили поперёк большой скрипучей кровати Юлю, совсем маленькую и беспомощную. Папа ушёл на работу, а мама села, и стала плакать.
Ох, нелегко всем пришлось. У папы – завод, до директора он был главным инженером. И научным руководителем целого ряда очень симпатичных студентов, они приходили к нам домой и чертили чертили. Начальство грозное. Партийное. Юлю отдали в ясли в детсад «Тополёк», когда ей исполнилось восемь месяцев. Я должна быть только отличницей.
Евридей ходила со стеклянными бутылками за молоком. Бутылки нельзя разбить, а то достанется от мамы. У меня модная, серая, под мех, шапка с длинными болтающимися ушами. Дорога через внезапный парк с памятником Владимиру Ильичу Ленину, а зимой там по центру, в отдыхающей клумбе, ставили крутящуюся ёлку, с зажигающимися постепенно снизу вверх гирляндами, ею можно любоваться, сидя на широком деревянном подоконнике и прорубив дырочку в замороженном окне, нарушив сплетённый природой очередной неповторимый сюжет из толстого слоя снежного покрова. Рядом с парком стандартный советский набор – завод «Сельмаш», доска «Они позорят наш город», мама часто выпившему папе ею грозила, а я так самозабвенно неистово горячо умоляла: "Папочка, любименький, не пей", композиция из металла, изготовленная к очередному съезду ЦК КПСС.