Я люблю тебя как врага
Шрифт:
О, да, вернёмся в аспирантуру. Те, кто не жил в главном здании, не знают, сколько мышей и тараканов приютило это здание. Мы не могли от привезённых тараканов избавиться в новой квартире вплоть до самых серьёзных мер.
Реклама: абсолютно безопасно для домашних животных, обработаем за два часа, и никогда у вас не будет этой гадости. Обработали.
– Это точно безопасно для собаки?
– Абсолютно!
Мы честно несколько раз всё перемыли. Тиль отравился очень сильно. Спасли его только через долгие капельницы.
Тиль любил тех, кто любит меня и наоборот. Свекровь моя – классический деспот,
– Лина, ты увозишь Амира в Москву, чтобы он только на тебя деньги зарабатывал?
Я уезжала в аспирантуру. Спасаясь от чудовищных обвинений, выбежала на улицу.
Помню, поняла сразу, почему вплоть до свадьбы меня прятали от всей семьи. И какой Амир на их фоне необыкновенный.
«Благословение родителей утверждает дома детей, а проклятие родителей разрушает их до основания». (18)
Вернёмся к Тилю. Уже Москва, своя квартира, Тиль грызёт всё, что можно, и, особенно, нельзя: французскую косметику, французское бельё, новую обувь. А я упорно оставляю все комнаты открытыми, так как считаю, что малыш должен развиваться. На зиму убирала вещи в анти-молевые мешки. Положила рядом две дублёнки – свою, и старшего брата Амира, он снял с моего мужа его короткую и оставил взамен свою, длинную. Ах, надо срочно в поликлинику, делать укол. Вылетев на улицу, спохватилась, что дверь в комнату с дублёнками не закрыла. Возник грустный мысленный образ. Думаю – нет, не успеет. Как же. Всё успел. Посреди кровати лежала развёрнутая дублёнка старшего брата моего мужа с крупной дырой на месте, где должна быть правая ягодица. Забегая вперёд, скажу, что эта дублёнка, приготовленная для того, чтобы её отнести в мастерскую, и отрезать по пояс, через некоторое время исчезла вместе с автоиобилем Форд Скорпио, который у нас угнали от дома.
Однажды, летом 2001 года, я потеряла Тиля. Ведь он охотничья собака, летом на даче носился по всяким своим делам, знакомым людям, букашкам, ёжикам, курам, запахам, а рядом с домом в Москве тоскливо, вот я его и отпускала с поводка иногда. Но почти за тринадцать лет его жизни наша улица так неумно урбанизировалась, что лучше бы только на поводке. Так вот. Нет его и нет. Это длилось полтора часа. Я орала от всей моей души. Оказалось, что и физическая подготовка у меня отличная: за это время я два раза оббежала окрестности в радиусе полукилометра, обследовала ближайшее шоссе и жуткое местечко у станции электричек.
Горе было страшное, у всех спрашивала. Даже возвращалась два раза на свой восьмой этаж, и смотрела сверху, не покажется ли где рыжий. Зарёванная, обессилившая, несчастная и ещё больше испуганная, как ему теперь придётся жить, я села на бордюр у дороги, у НИИ детской хирургии, что находится в квартале от дома. И стала думать про МЧС и вертолёты.
– Девушка, это вы спаниеля искали?
Поднимаю глаза. Этот гад как ни в чём ни бывало проходит мимо с подобострастным видом, замыкая вереницу уличных кобелей, я так понимаю, ему приглянулась девица. На меня буквально ноль внимания. Это после разлуки, которая могла стать вечной. Крайне недоволен моим вмешательством. Я убеждала, просила – пойдём домой. Еле-еле, почти насильно.
Надо сказать, Тиль вырос очень пылким парнем. Ему только
– А что, пусть они смотрят, у них же девчонка.
Щенков разобрали сразу.
У Тиля друг – Дикач, я боюсь всяких этих питбулей, стаффоров. В моё отсутствие Дикач защитил Тиля от такого агрессора. С тех пор этот подлиза сладкий всячески стремился перед другими собаками засвидетельствовать свою дружбу с Дикачем, и постоянно путался у того под ногами. Когда Дикач умер, ещё долго-долго Тиль бросался навстречу ротвейлерам, а я ему говорила:
– Тилюшка, это не Дикач. – Он отступал.
Мама долго не понимала моей привязанности к Тилю, даже стыдилась этого, но сама тоже иногда в Москве называла Тиля Матиссом, а в Германии Матисса, своего единственного внука, – Тилем. И не могла не веселиться, когда Тиль подходил к ней, мирно положившей руки на колени и сбрасывал мордочкой её руку, требуя ласковых поглаживаний, к которым он так привык.
Тиль доставлял столько радости, но вот дальше грустные истории.
И начались они, когда мы остались вдвоём. Тиль раньше меня всё понял. С неопределённого момента он не только перестал бежать к двери, когда Амир возвращался, а наоборот, старался быть ближе ко мне. Главным человеком в моей жизни оказалась собака. Всегда рядом со мной, чем приводил Амира в раздражение:
– Тиль, но почему ты всё время с Линой, ведь я больше о тебе забочусь, больше тебя люблю?
Очередной пушкинской осенью привезла ему из Мюнхена забойно крутой комбинезон под «Бербери», он застёгивался кнопок на двадцать, вышли утром, я как в тумане, после развода у меня это три года длилось – наркотическая ломка будто, отпустила его, но контролировала, знала, что первым делом он за две-три минуты оббежит соседний дом и вернётся.
Через пять минут возвращается голый, без комбинезона! Подозвать и раздеть доверчивое существо. От нежности к нему чуть не задохнулась, но, конечно, и от отвращения к ворам.
Надо продолжать работать, и я иногда утром стала просить соседку с ним гулять. Зоя, простая добрая весёлая женщина с мужем Василием, он, зная, что я работаю «на немцев», приветствует меня не иначе, как «Гутен морген». Однажды прихожу: рулетка порвана. Самое плохое, что Зоя промолчала. Я стала возить Тиля в его клинику на Цветной Бульвар, а он к метро не привык, привык к иномарке, и лечить его не от того. Позже выяснилось, что пока Зоя с кем-то заболталась, Тиль забежал в лифт, а он был в ошейнике и на рулетке, а лифт поехал. Наверное, с этого момента что-то с ним случилось, он стал слабеть.
Наступило лето моего сорокалетия. В панике я решила, что надо себя порадовать, иначе я точно сойду с ума. Сбежав с новой работы – ведущий немецкий концерн, как выяснилось, на директора открыто дело, мне ничего об этом не сказали, а он ещё ходил и орал, не на меня, я этого не позволяю, вообще орал, демонстрируя свою полную некомпетентность как руководитель, ожидая, что документооборот на пятьдесят человек может обработать один бухгалтер, так вот, я заработала немного денег за два месяца, и уехала в Мюнхен, в Гёте-Институт на месяц.