Я люблю тьму
Шрифт:
— Вы правы, Светлана Николаевна, — чирикает до боли знакомый весёлый голосок. — Конечно, физкультура — не самый интересный предмет, но ведь нельзя ходить только на те занятия, которые нравятся!
Руки сами собой сжимаются в кулаки. Спокойствие, как говорил Карлсон, главное — спокойствие. Бабушка, хоть и относит пресловутого Карлсона к тем самым «глупым книжкам», сама того не зная, постоянно говорит точно так же, разве что другими словами: настоящая леди должна в любой ситуации «держать лицо». Но само собой вырывается резкое:
— Ты что здесь забыла?!
Катюша, будь она неладна, моя одноклассница. И, на беду, живёт с нами в
— Виктория, будь вежливее с подругой! — рука в кольцах бесцеремонно сгребает за плечи и заставляет чмокнуть мило улыбающуюся дрянь в щеку. Ну и несёт от неё — нет, не грязью или потом, а мерзкими, удушливо–сладкими духами. Бабуля такие любит. А ещё Катенька и бабушка читают одни и те же книги — всё больше про сопливо–розовую любовь. И одеваются одинаково — никаких брюк, только юбки и платья. Иногда мне кажется, что аисты тоже промахиваются. С кем не бывает! Это ей, Катьке, надо было родиться Романовой, не мне.
— Ой, не ругайтесь, я уже ухожу! — зубы ноют от этой сладенькой улыбочки. Вышибить бы ей парочку зубов, а лучше — проклясть, чтоб сами выпали. А то ещё об её змеиные клыки порежешься. — Я просто забежала на минуточку, книжечку вернуть. Знаете, Светлана Николаевна, мне вторая часть «Поющих в терновнике» совсем–совсем не понравилась!
Убила бы эту тварь. Жаль, карманных денег мало. Почитать бы уголовный кодекс, парочку пособий по криминалистике — глядишь, и получилось бы сделать так, чтобы нашу дорогую Катеньку никто, никогда и нигде не нашёл. Люди имеют свойство пропадать без вести. Растворился же где–то в неизвестности мой папаша. Свалил за хлебом — и ищи ветра в поле. Я так думаю, что просто сбежал от «семейного уюта».
Катенька выскальзывает за дверь, а я снова стою под тяжёлым, укоризненным взглядом бабушки. Сейчас снова будет знакомое ощущение, когда тебя месят и мнут, как глину. Отрывают руки, ноги и голову, меняют между собой местами, чтобы слепить заново — слепить из глупого куска жёсткой глины приличную улыбчивую девочку. Отщипнуть немного тут и там, сломать вот здесь — и, может, выйдет толк. Больно? А ты молчи, терпи. Заплачешь — решат, что вылепили плохо, и начнут заново, и так до бесконечности.
Когда же процесс лепки закончится, бабушка брезгливо подожмёт губы, стряхнёт с них ошмётки глины и спросит:
— Как дела в школе?
Ответ «нормально» не устроит. Нужен список дневных достижений — как в какой–нибудь компьютерной игре: столько–то врагов убито, столько–то ранено. Вот только бабушке не интересны школьные драки или даже оценки.
— Пять за сочинение.
— А что у остальных?
И вот так всегда. Если весь класс получил пятёрки, то твоя хорошая отметка обесценивается разом. К чему нужны знания? Главное — обойти всех, стать не равной, а лучшей, чтобы было чем похвастаться в кругу таких же ухоженных пожилых дам. Как новой сумочкой среди гламурных модниц или элитной сукой на выставке.
Снова череда уроков — почти до вечера. Лишь изредка бабушка отходит — покормить толстую, презрительно мяукающую Руську. Вот уж кого она перелепила на свой лад: Руська никогда не попросится к вам на руки, никогда
В конце концов, бабушка уходит готовить ужин. Хоть какой–то шанс на время остаться без присмотра. Тем временем что–то шевелится на подоконнике. Прыгает, словно вовсе не боясь человека, маленький воробушек: наверное, залетел через форточку.
Говорят, если в дом залетела птица — скоро кто–то умрёт. Интересно, кто умрёт в нашем доме?
Может, я?
— Что там за шум?! — возмущается с кухни бабушка.
Я не отвечаю — лишь распахиваю окно. Птичка понимает, что преграды больше нет — и летит, летит настолько далеко, насколько может на своих маленьких крылышках.
— Лети. Лети быстрее!
Как же хорошо. Хорошо, наверное, быть воробьём: тоже не особо много забот. Интересно, у воробьёв есть школы, где их заставляют запихивать в голову все знания подряд, нужные и ненужные? У них свой мир, мир, где царят совсем другие законы — простые и не такие глупые, как в мире людей.
— Это так–то ты учишь историю?! — бабушка с полотенцем, перекинутым через руку, стоит в дверях. — А ну–ка хватит прохлаждаться!
Даже почти не больно, когда рука в кольцах — бабуля никогда их не снимает, даже когда готовит или моет посуду — тянет обратно к дивану, и почти швыряет в лицо давно зазубренный от корки до корки учебник. За окном весело чирикает воробушек.
— Да лети же ты, глупый.
Вторую часть фразы никто не услышит — только я сама.
— Лети. И, пожалуйста, забери меня с собой…
Глава III Сестра
При всех недостатках, есть у моей бабушки одно несомненное достоинство: совершенно пещерная компьютерная безграмотность. Кто–то посмеялся бы — мол, какое ж это достоинство? Сейчас даже в поликлинику без хотя бы минимальных познаний не сходишь, и волей–неволей даже древним старухам приходится приобщаться к техническому прогрессу. Но бабушка, как свойственно пожилым людям, предпочитает игнорировать всё новое. Болтать по Скайпу бесплатно? Зачем, есть же телефон! Заказать в интернет–магазине? Зачем, можно же пешком сходить и всё купить! И вовсе не тяжело, не выдумывай, Викуся, тащи себе и не возникай. Возникать имеет право только правильная девочка, которая в шестнадцать лет танцует партию Одетты—Одиллии, поёт лучше Марии Каллас или играет главные роли в топовых сериалах, периодически складывая на полочку многочисленные «Оскары». Другим права голоса не положено. Но я отвлеклась.
Ввиду своей совершенно замечательной безграмотности, бабушка уверена: в интернете можно только читать учебники, а всё остальное за деньги. В течение дня приходится поддерживать её уверенность — а как иначе?.. Но вечером, когда бабушка, посмотрев программу «Время», выпьет снотворное и завалится спать, наступает пора новой жизни.
Посмеиваясь, выпихиваешь из комнаты возмущённую Руську и захлопываешь дверь прямо перед её жирной, недовольной мордой — так и тянет хоть разок, хотя бы раз прищемить что–нибудь этой бабе Свете животного мира! Прислушаешься ещё раз — заснула? И, убедившись, наконец–то включаешь довольно урчащий компьютер. Кажется, он единственный в этом доме приветствует меня, не демонстрируя своё превосходство.