Я люблю тьму

Серебрянская София

— Виктория! — прошипела бабушка и тут же, снова натянув улыбку, обратилась к Светозару:

— Может, девочке не стоит присутствовать при нашем разговоре? В конце концов, какое ей дело до того, кто будет снимать у нас квартиру! Наверняка она проголодалась… Виктория, иди на кухню. Надеюсь, сможешь сама разогреть? Ах, она у нас такая неприспособленная, такая беспомощная…

Спокойно, Вика, терпи. Сорвёшься — лучше никому не будет.

— Что вы, что вы, пусть останется. Меня её присутствие совершенно не смущает.

Он? Или не он? Если не совпадение —

то почему делает вид, что знать меня не знает? Подумалось — и тут же захотелось стукнуться головой об стену для профилактики. Викуся, ты полная идиотка! Даже если в интернете ты пересеклась именно с ним, то ведь у тебя на лбу–то не написано, что ты — та самая Рогнеда!

Тем временем Светозар чуть наклонился, и показался наружу до того спрятанный под рубашкой медальон. Ого! Да у него свастика на шее! Бабушка тоже заметила, и в сахарную улыбку добавилось немного перца:

— У вас… необычное украшение.

— Украшение? А, это, — будущий квартирант задумчиво покрутил в руках истёртый шнурок. — Всего лишь сувенир. Напоминание о моей работе. Видите ли, я историк. Пишу книгу.

— Вас интересует тема фашизма? — вякнула растерявшаяся баба Света. Ну надо же! В кои–то веки она сморозила глупость, а не я! Такой шанс точно нельзя упускать!

— Ба, это славянский крест. Между прочим, символ солнца. Его лет так за тысячу до фашистов придумали, а то и больше.

— Виктория, если даже тебе разрешили присутствовать при взрослом разговоре, это не значит, что можно перебивать нашего гостя!

Ага, вечная тема. Плохая собака, зачем свои дела не там сделала, на тебе по носу газетой, на. Интересно, что с бабулей? Как с цепи сорвалась, только и делает, что меня поучает.

— Нечасто встретишь столь юную девушку, интересующуюся славянской символикой, — Светозар не обратил внимания на очередную попытку бабушки возмутиться и подошёл ко мне, поднёс амулет едва ли не к самому моему носу. — Можешь ещё что–нибудь сказать об этом знаке?

Молчи, Вика, молчи, пропалишься ведь, что знаешь много лишнего и не по школьной программе! Вот только рот сам собой открылся, и я на автомате отбарабанила:

— Левосторонняя свастика. Обращение к миру духов, символ того, что невозможно увидеть человеческим глазом. А ещё вам надо его почистить. Там ржавчина в углу.

— Виктория, это уже неприлично! — пыталась вернуть разговор в приличное русло бабушка, но необычного гостя было уже не остановить. Он долго смотрел на меня, смотрел изучающе, так, что я снова принялась прятать дырку в носке. Такому необычному человеку пошли бы яркие голубые глаза, но они оказались светло–зелёными, почти прозрачными, как стекло, с крупными чёрными зрачками. Стало даже немного неуютно: зачем меня так разглядывать? Во мне что, есть что–то необычное? Или сейчас, по традиции, мне поставят на лоб очередной штамп «Не годится»?

— Ржавчина? Ох, действительно… — Светозар спрятал амулет обратно под рубашку. Мелькнул ещё один шнурок с руническим символом, но я не успела разглядеть, с каким именно. И это ещё не всё, что я знаю! Я могу и больше рассказать —

хотя кто мне даст? Учёный наверняка знает это сам. Хм… учёный. А я их всех представляла эдакими чудаковатыми старичками, рассеянными профессорами из старых фильмов. В самом деле, разве можно сидеть над книжками всё свободное время, когда ещё есть столько всего, что хочется сделать?! Другое дело — если не нашлось никаких других занятий, тогда да, можно заняться самообразованием… Но не делать же это своей работой!

— Виктория, уйди, — бабушка любит, чтобы мной можно было хвастаться, но — вот парадокс! — терпеть не может, когда я в центре внимания. Как же, ведь здесь она, единственная и неповторимая Светлана Романова, воспитавшая столь замечательную внучку. В её воображении я делаю всё, чтобы добиться славы, а вот все букеты, награды и премии несут ей. А она подгребает их себе под бок, и дёргает меня за ниточки — работай, мало, мало! В детстве, читая забытую папой фэнтезийную книжку, я думала, что баба Света похожа на дракона. Большого дракона, спящего на подстилке из добытых другими сокровищ.

— Зачем же вы так настойчиво её гоните? — вскинул брови Светозар. — Если бы меня беспокоила её осведомлённость, я бы сообщил. Но, поверьте, мне даже приятно видеть столь любознательную девушку. Когда–то я и сам был таким же.

«Когда–то»… А ведь нас разделяют, максимум, десять лет.

— Если вас интересует тематика моих исследований, заходите в любое время, — вот бы мне такую уверенность в себе, чтобы не замечать испепеляющих взглядов бабы Светы. — Прошу прощения, уважаемая Светлана Николаевна. К слову, возможно, мой вопрос покажется вам неделикатным, но вы, случайно, не в родстве с царской семьёй Романовых? Конечно, это не тот период истории, на котором я специализируюсь, но всё же…

Бабушка расцвела, и разговор потёк по привычному руслу: царственные предки, плохие коммунисты… Больше ничего необычного. Хорошо хоть, никто не понял причины моего волнения.

Учёный, значит. Интересно.

Глава IX Холодно

Новый школьный день начался подозрительно мирно: никто не толкнул в раздевалке, не спрятал рюкзак, не запер в туалете, чтобы после меня обвинили в опоздании. Скажете, в старших классах такой ерундой не балуются, это удел малолеток? Ну–ну. Поправьте розовые очки и продолжайте верить, что пони кушают радугу.

А потом пришёл пусть и последний, но далеко не за это нежно любимый урок — обществознание. В нашей школе его следовало бы переименовать в уроки политически–идейной пропаганды и навязывания нездорового «патриотизма». Наш президент самый лучший, вот будет вам восемнадцать — голосуйте только за его партию! Однажды вякнув, что, согласно изучаемой конституции, мы имеем право на свободу политических взглядов, а пропаганда и навязывание караются по соответствующей статье, я схлопотала тройку в полугодии, вызов к директору и очередной штамп «Ваша девочка — хамка, такие ничего не добиваются и сдыхают под забором».