Я, Менгск
Шрифт:
Он побрился такой же эффективной акустической бритвой и расчесал волосы. Затем надел темно-серый костюм и ботинки по колено высотой. Костюм был почищен и выглажен, ботинки отполированы до зеркального блеска. Слуги Айлина Пастера идеально справлялись со своими обязанностями.
– Помирать, так с музыкой, – сказал он вслух и вышел из комнаты. Пройдя немного по отделанному мрамором коридору, Арктур достиг холла, в котором уже побывал прошлой ночью, по приезду. Дверь в гостиную была открыта, и он мог слышать голоса, доносившиеся оттуда. Один из них
Разумеется, посол Умоджи сидел в том же кресле, которое занимала его дочь накануне. Он беседовал с одним из служащих, который просматривал заметки на личной консоли.
Пастер, его лицо в своей беспристрастности напоминало непроницаемую маску, посмотрел на входящего Арктура.
– Доброе утро, Айлин, – сказал Арктур.
– Воистину, – ответил Айлин, – Хорошо спалось?
– Даже не представляете, насколько, – сказал Арктур, – В течение года мне приходилось спать на голых камнях, в походных койках, так что уснуть я могу практически где угодно; но здесь мне определенно было намного удобнее, благодарю вас.
– Голоден?
– Безумно, – сказал Арктур.
Пастер кивнул слуге, и тот с поклоном удалился из комнаты, закрыв за собой дверь.
– А где Жюлиана? – спросил Арктур.
– На улице, с Валерианом. Наверняка копаются в саду.
– У вас что, нет садовников?
Айлин улыбнулся, хотя в его улыбке не чувствовалось никакого тепла.
– Есть, но я не это имел в виду. Валериан прирожденный археолог, обожает копаться в земле. Почти как один молодой человек, как мне помнится.
– Возможно, он унаследовал это от меня, – сказал Арктур.
– Склонен полагать, что так оно и есть.
– Похоже, вас это огорчает.
– Нет, меня огорчает тот факт, что ты пропустил большую часть его жизни. Те годы, когда росла Жюлиана, были самими счастливыми в моей жизни. А ты уже никогда не познаешь этой простой радости.
– Это не моя вина, Айлин, – заметил Арктур, – Я даже не знал о его существовании.
– А что изменилось бы, если знал?
– Честно? Не знаю. Я не слепой, и вижу свои ошибки, причём такие как эта. Но я сказал, что останусь на какое-то время, чтобы лучше узнать мальчика. И я хочу, чтобы у него было всё самое лучшее.
– Мы сможем обеспечить его, – сказал Пастер, – Я богатый человек, Арктур.
– Я знаю. Но Валериан мой сын, и я буду его обеспечивать. Я не хочу быть кому-то обязанным, Айлин, и я не нуждаюсь в подачках. Даже если месторождение, которое я нашел, стоит лишь малую часть от того, на какую сумму указывают мои расчеты, то мне больше никогда не придется беспокоиться о деньгах. И Валериану тоже.
– Ну что ж, хорошо, – сказал Айлин, – Я рад это слышать.
Нотки еле сдерживаемого гнева в его голосе не ускользнули от Арктура.
– Только не надо считать меня виновным в том, что меня не было здесь. Жюлиана никогда не говорила мне о Валериане, – сказал он.
– Я не знаю, говорила она тебе об этом или нет, но факт остается фактом,
– Не надо жалеть меня, Айлин, – сказал Арктур, – Мне не нужна ваша жалость.
– Ладно. Не жалею, а сожалею. Жюлиана должна была позволить тебе быть рядом с ней, но она не сделала этого. И не потому, что она никогда не говорила тебе о Валериане. Это случилось потому, что ты оттолкнул её в погоне за собственными мечтами. Мы никогда не узнаем наверняка, что было бы, если бы Жюлиана рассказала тебе всё раньше, однако, подозреваю, ты бы отвернулся от неё и от ребенка. Или я ошибаюсь?
– Скорей всего, нет – признал Арктур, – Но сейчас-то я здесь, не так ли?
– Да, и это – единственная причина, почему я до сих пор вежлив с тобой. Я знаю тебя, Арктур Менгск. Ты – эгоист, которого ничего не заботит кроме себя самого. Думаю, что ты можешь быть очень опасным человеком, но ты отец моего внука, и я хочу дать тебе еще один шанс, чтобы окончательно не разочароваться в тебе.
– Вы слишком добры.
– Я говорю серьёзно, – отрезал Пастер, и Арктур поразился властной силе, прозвучавшей в голосе этого человека, – Теперь у тебя есть обязательства, и если ты, соблюдая их, ударишь в грязь лицом, я сделаю так, что ты никогда больше не увидишь Валериана.
– Звучит как угроза.
– Так и есть.
– Ну, по крайней мере, мы поняли друг друга.
Диалог оборвался, поскольку вернулся слуга Пастера. Человек нес серебряный поднос, на котором стояли дымящиеся кружки ароматного чая, а также тарелки с печеньем, сыром и ветчиной. Слуга остановился рядом с креслом Арктура. Из основания подноса выдвинулись тонкие металлические ножки и уперлись в пол.
Пастер поблагодарил мужчину, и тот ушел.
– Опасные нынче времена, Арктур, – сказал Пастер, как только дверь за слугой закрылась, – Линии фронта меняются. Старые войны заканчиваются, а новые уже не за горами.
– Вы говорите о Войнах Гильдий?
– Войны Гильдий закончились, – сказал Пастер, – И Конфедерация знает это. Знают и келморийцы, только пока всё еще не могут смириться с этим. Конфедерация слишком сильна, и даже если последние выстрелы ещё не сделаны, не сомневайся, скоро они прозвучат. А потом Конфедерация будет искать новую цель.
– И как вы думаете, кто станет ею? Умоджа?
– Возможно, – сказал Пастер, – Но для защиты Умоджы уже предприняты кое-какие шаги.
– Какие шаги? – спросил Арктур.
– Шаги, о которых я предпочёл бы всё же не говорить, – ответил Пастер.
Арктур хотелось узнать, что Пастер имел в виду, но он не стал настаивать. Если человек захочет поделиться секретом, то он сделает это в свое время.
– Ты общался с семьей в последнее время? – спросил Пастер.
Удивляясь резкой смене темы, Арктур сказал: