Я, Менгск

Макнилл Грэм

– Что такое, Фелд? – сказал Арктур, сидя напротив узла видеосистемы, через которую он отправлял на Корхал новости о рождении Валериана.

– Мне так жаль, Арктур. Мне так жаль... – повторял Фелд, и по его щекам текли слезы.

– Жаль? Чего? Послушай, Фелд, выкладывай. Что случилось? – сказал Арктур, и в его животе прочно обосновался тяжелый леденящий страх.

– Они мертвы... все... – По щеке мужчины покатилась скупая слеза.

– Кто? – надавил Арктур, когда Фелд замолчал.

– Все они... –

всхлипнул Фелд, с трудом подбирая слова. – Ангус... Твоя мать. Даже... Даже Дороти.

Внутри Арктура словно бы образовалась огромная черная пустота. Его руки задрожали, и он почувствовал озноб. Рот пересох, а разум перестал функционировать, отказываясь принимать реальность того, что только что сказал Фелд.

– Нет, – сказал он наконец. – Нет, ты ошибаешься. Этого не может быть. Ты ошибаешься. Ты должен ошибаться, Фелд! Они не могут быть мертвы! Нет, я не допущу этого!

– Мне так жаль, Арктур. Я не знаю, как это случилось. Все было в порядке... Все системы безопасности функционировали. И функционируют до сих пор... Я просто не понимаю.

Арктур почувствовал, как его руки онемели, словно больше не принадлежали ему. Нарастающий звук, похожий на удары морской волны об утесы под летней виллой, зазвучал в его голове. Губы Фелда на экране двигались, но Арктур больше не различал слов. Он прижал руки к вискам, и слезы скорби, ярости и тянущей, ужасающей потери потекли по его лицу.

Это было похоже на эмоциональную тошноту – его человечность изливалась в слезах, и каждое, даже самое незначительное чувство, которое он когда-либо испытывал по отношению к своей семье, каждое сочувствие и последние осколки самообладания смывало приливом горячих слез.

Он осознал абсолютный, невообразимый масштаб случившегося. Это было слишком. Никто не мог бы пережить такую потерю, такую травму и остаться невредимым. Сила скорби разорвала его на части, словно ураган, разбивая цепи самообладания, чести и милосердия, унося с собой все мысли, кроме одного сияющего маяка, который предлагал луч надежды, тонкую спасительную соломинку, за которую он мог бы уцепиться.

Месть.

Те, кто заставил его так страдать, умрут. Все до единого.

Арктур знал, что подобные убийства могут быть делом рук лишь Конфедерации.

Лишь у них были агенты, обладающие навыками и дерзостью вершить нечто столь гнусное.

Лишь им хватило бы безрассудства считать, что они смогут так просто уйти.

Что же, Арктур Менгск собирался освободить Конфедерацию от подобных иллюзий.

Как там говорил его отец?

Если у тебя есть лишь молоток, то все становится похожим на гвозди...

Кристальная ясность мыслей помутнела от тяжести горя. Он набрал в грудь как можно больше воздуха, чувствуя, как вместе с воздухом душа наполняется праведным гневом. Слезы высохли, плечи расправились.

– Расскажи

мне, что случилось, – сказал Арктур ледяным голосом, вновь обретя самоконтроль.

– Я... Они мертвы. Разве этого недостаточно? – сказал Фелд. – Тебе необходимо вернуться на Корхал.

– О, я вернусь и довольно скоро, – пообещал Арктур. – Но расскажи мне, что случилось.

Увидев немую мольбу в глазах Арктура, Фелд кивнул и вытер слезы рукой. Этот жест произвел на Арктура впечатление. Чтобы не говорили об Эктоне Фелде, он все равно оставался профессионалом.

– Я пришел утром с ежедневной сводкой безопасности, как делаю всегда, – сказал Фелд, закрываясь от скорби собственными стенами достойной похвалы дисциплины. – Я прошел через биометрические идентификаторы, провел своей картой и пошел дальше в пентхауз. Обычно Ангус ждал меня здесь – но не этим утром, что мгновенно вызвало у меня подозрения. Катрин... То есть, твоя мать обычно пила кофе, но я не ощутил аромата. Обычно это первое, что я замечаю, понимаешь? Аромат свежего кофе. Но не этим утром. Я понял, что что-то случилось, так что сразу же помчался в апартаменты.

– Что ты увидел?

Фелд сделал глубокий вдох.

– Я никого не увидел. Не были ни единого следа проникновения со взломом – то есть, совершенно ни единого. Но дверь на балкон была открыта.

– И? – сказал Арктур, поскольку Фелд не продолжал. Он видел, что Фелду требуется крайняя степень самоконтроля, чтобы продолжать говорить, и Арктур приготовился к худшему. Его челюсти напряглись. Самое худшее уже случилось... Что еще могло быть?

Фелд кивнул.

– Я вышел на балкон. И именно здесь нашел их. Чертово силовое поле замкнуло, и они просто лежали здесь... словно спали. Твоя мать, Дороти, и твой отец. Мертвые.

– Как они погибли?

– Это имеет значение? – бросил Фелд. – За каким чертом тебе нужно знать что-то вроде этого?

– Я должен знать, – сказал Арктур. – Я не знаю, почему. Просто я должен...

– Их застрелили, – сказал Фелд. – Катрин и Дороти были застрелены. Одна в сердце, другая в голову.

– А мой отец? Его тоже застрелили?

И вновь Фелд сделал паузу, отвернувшись, словно не желая встречаться с Арктуром взглядом.

– Нет. Он не был застрелен. Ему отрезали голову.

– Что? – закричал Арктур. – Отрезали голову? О чем ты говоришь?

– Ты слышал меня, – крикнул Фелд. – Они отрезали его чертову голову. Арктур! И мы не смогли найти ее. Грязные ублюдки забрали ее с собой!

– Пора заканчивать разговор, – переварив услышанное, сказал Арктур Фелду. – В ближайшее время я свяжусь с тобой, чтобы обсудить дальнейшие действия.

Затем он оборвал связь. Вернувшись обратно в гостиную, где еще так недавно спорил с Жюлианой, Арктур захватив с собой бутылку портвейна.