Я, Менгск
Шрифт:
Иногда Валериану хотелось, чтобы она не никогда этого не говорила.
Его матери был поставлен диагноз карциноидной опухоли[54], редкая форма рака нейроэндокринной системы. Рак возник в кишечнике и медленно прогрессировал на протяжении нескольких лет. Только почему ей потребовалось так много времени для осознания того, что ситуация намного серьёзней, чем кажется, осталось загадкой.
К тому времени, когда она проконсультировалась с врачом, опухоль уже добралась до ее печени и начала поражать другие органы с бездумной биологической жестокостью. Её развитие
Валериан плакал вместе с матерью, когда она рассказала ему всё. Она мягко вела сына через те же самые эмоции, которые сама испытала: отрицание, шок, гнев, печаль, вина, и страх.
Ей предстояло умереть, и Жюлиана смирилась с этим.
Это было куда тяжелей, чем Валериан мог вынести.
Он немедленно прекратил выходы на поверхность астероида, вокруг которого вращался «Орбитальный-235», и погрузился в исследование состояния матери, несмотря на очевидную безнадежность усилий. Возможно, потому что его матери сказали, что она сможет прожить еще несколько лет, прежде чем смерть заберет ее. Жюлиана попыталась отговорить сына от траты времени впустую, от тщетных попыток найти чудотворное лекарство.
– Иногда, пытаясь удержать то, что любишь, ты можешь разрушить это, – сказала она одним вечером, обнимая Валериана, когда тот плакал. – Давай наслаждаться временем, которое нам отпущено, Вал. Позволь мне видеть, как ты растешь и живешь своей жизнью. Не трать ее впустую, сражаясь с ветряными мельницами.
Но ничто из того, что о чем она говорила, не могло остановить Валериана. Он должен был что-то сделать, должен был предотвратить смерть матери – и ему было всё равно, несмотря на знание того, что он сражается с врагом, которого нельзя победить. Он выяснил, что ни даже самые передовые внутрископические лазерные устройства не могли сконцентрировать в нужных областях тела необходимое количество высокой температуры, ни новейшие лекарства, ни даже нано-брахитерапия[55] не могут победить этого противника, не убив сначала его жертву.
Однако Валериан был Менгском, и он не сдавался так легко. Он продолжал заказывать новые медиа-книги и следить за последними исследованиями лучших медицинских институтов Умоджи и Тарсониса (разумеется, через надежные маршруты, чтобы не ставить под угрозу безопасность семьи, и не раскрывать их местоположения).
...– Сэр? – сказал Виттье, и Валериан вздрогнул.
До него еще не дошло, что они добрались до комнаты матери, и попытался определить, как долго он простоял перед дверью.
– Вы собираетесь входить? – уточнил Виттье.
Валериан посмотрел на помощника, и глубоко вздохнул. – Да. Конечно, я войду.
* * *
Валериан сидел у кровати матери. Он держал женщину за руку, всем сердцем желая хоть как-нибудь передать ей часть своих жизненных сил. Энергии у него было в избытке, и он не видел смысла в ее экономии. Что плохого в том, чтобы просто восстановить равновесие? Но он понимал, что вселенная устроена по-другому. Вселенную не
Удерживая спину прямо, мать Валериана сидела на кровати. Кожа женщины была настолько бледной и прозрачной, что казалось, как будто её слишком сильно натянули на череп. Ниспадающие на плечи волосы утратили золотой блеск, поблекли, обретя болезненно желтый цвет, сродни усам заядлого курильщика.
Жюлиана все еще была красивой, правда особой безмятежной красотой, приобретенной с пониманием и принятием своей участи.
Валериану было тяжело смотреть на неё. Он боялся, что, если станет смотреть слишком долго, то может потерять контроль над чувствами. В такие минуты он проклинал своего отца за уроки эмоционального контроля.
– Вал, ты был сегодня в своих руинах? – спросила она.
– Нет, мам, – сказал он. – Не был. Я больше не пойду к ним, помнишь?
– Ах да, я забыла, – сказала она, махнув исхудавшей рукой перед собой. – Ты же знаешь мне теперь трудно помнить обо всем.
Валериан осмотрелся. Комната своей строгой функциональностью напомнила ему офис похоронного бюро. Он ненавидел сильный запах разложения, который наполнял комнату.
– Хочешь попить? – спросил он, вместо того, чтобы спросить о чем-нибудь важном.
Она улыбнулась.
– Да, дорогой. Ты не нальешь мне немного воды?
Валериан заполнил две пластиковые чашки прохладной водой и дал одну матери, убедившись, что она держит чашку обеими руками прежде, чем отпустить ее. Жюлиана поднесла чашку ко рту и отпила воды. На ее изможденном лице появилась улыбка, когда она вернула чашку сыну.
– Чарльз сказал мне, что ты сегодня получила сообщение, – сказал Валериан.
– Получила, – подтвердила она с улыбкой, которая придала ее лицу более глубокую бледность, чем та была на самом деле. – Оно от твоего дедушки.
– И что он рассказывает о себе в этом месяце?
– Он сказал, что твой отец приезжает, чтобы повидать нас.
Чашка с водой выпала из рук Валериана.
* * *
Скальный шпиль возвышался над Валерианом как рог какого-нибудь огромного ископаемого нарвала. Его поверхность была вся в ямах и отполирована бесчисленными столетиями. Юноша провел рукой по скале, ощущая покалывающее тепло рифленой поверхности породы, которое резко контрастировало с холодом окружающей среды.
Отвесные утесы уходили вверх, изгибаясь в скальные своды. Как подозревал Валериан, естественный каньон когда-то перекрывали ребристые балки из камня, которые теперь лежали беспорядочными обломками у его ног.
Холодные, песчаные ветры, с воем проносящиеся через каньон, оплакивали падение столь могущественного строения. Валериан попытался представить, насколько масштабной здесь произошла катастрофа, чтобы разрушить тут все. Небо слегка колыхалось, и сквозь тонкую атмосферу просвечивали пульсирующие далекие звезды, свету которых насчитывались тысячи лет.