«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым

Завада Марина Романовна

Мой тогдашний приезд в Израиль совпал с возросшей напряженностью на линии прекращения огня между Израилем и Сирией. Дамаск подозревал, что израильтяне в ближайшее время собираются ударить по Сирии и в преддверии этого активизируются в военном плане, проводят на Голанских высотах маневры. Израиль же полагал, что продвижение элитарных сирийских частей к высотам свидетельствует о намерении Дамаска начать наступление и захватить на Голанских высотах плацдарм. Обе стороны не были настроены на новый военный конфликт (что касается Сирии, то еще из моих разговоров с Хафезом Асадом, отцом нынешнего президента, знаю: Сирия никогда не хотела воевать с Израилем один на один). Однако каждую сторону переполняла жгучая подозрительность.

Нетаньяху меня с осторожностью попросил:

«Не могли бы вы сейчас на пресс-конференции сказать, что Россия против нарушения соглашения о прекращении огня между Сирией и Израилем?» Я ответил: «Конечно». И сказал. Для Нетаньяху стало неожиданностью также мое согласие выполнить еще одну просьбу: снова полететь в Дамаск и передать Асаду слова о незаинтересованности Израиля в войне. Сирия подтвердила, что и она не намерена нарушать соглашение. В результате такой «челночной дипломатии» у нас с Нетаньяху сложились хорошие контакты. Мне просто было ему сказать то, что с предшественниками было бы затруднительно.

Не в пример многим из них Нетаньяху готов был обсуждать «больные» темы, выслушивать и безапелляционно не отвергать реалистичные предложения. Я принимал его и министра иностранных дел Ариэля Шарона в Москве, уже став председателем правительства. Ельцин болел, и мы с супругой давали прием в честь израильской делегации. Накануне сказал Нетаньяху то, что считал чрезвычайно важным: «Вы заинтересованы в безопасности? Тогда объявите сирийцам, что готовы оставить Голанские высоты, уйти с их территории, но при наличии ста ifs (если). Если будет осуществлена демилитаризация, организовано совместное патрулирование и т. д. и т. п.». Биби ничего не ответил… Однако возможность подобным образом ставить перед собеседником вопрос, предлагать ему маневр подразумевает обоюдную расположенность к откровенному диалогу.

— Вы без мрачности смотрите на возвращение Нетаньяху во власть?

— Я смотрю на это как на неизбежность. Меня удивляет, когда зрелые политики говорят: «Мы против». А что значит «против», если он уже пришел? Я смотрю на итоги израильских выборов как на неизбежность. Но в этой неизбежности не вижу фатальности.

Думаю, Нетаньяху, сегодня отступающий от того, что было наработано правительством Ольмерта с арабами и в Аннаполисе, еще не сказал последнего слова. Он, без сомнения, ярый защитник интересов Израиля. После поездки в США и переговоров с Бараком Обамой объявил, что согласен на создание палестинского государства при двух условиях. Первое: его демилитаризация. Но это — полусуверенитет, так как позволяет вторгаться на палестинскую территорию и делать, что заблагорассудится. Второе условие: признание всеми арабскими странами еврейского характера Израиля. На деле оно означает отказ даже от формального права на возвращение палестинских беженцев.

Тем не менее Нетаньяху не Авигдор Либерман, нынешний министр иностранных дел. Я его тоже хорошо знаю. Он гораздо радикальнее Биби. Либерман говорил, что арабы, живущие в Израиле, не должны обладать гражданскими, политическими правами наряду с евреями. Они быстрее «размножаются» и в конце концов похоронят главную идею сионизма: создание еврейского государства. Пусть довольствуются правом на жительство… Нетаньяху до этого не додумался.

— Во время войны 2006 года, отвечая на наш вопрос, каков масштаб израильского премьера Эхуда Ольмерта как политика, вы пожали плечами: «Ольмерт всегда был никакой. Это, конечно, не Шарон. Тот военная косточка, элитный офицер, генерал. Даже внешней харизмы Шарона у Ольмерта нет». Да уж, харизма для политика — капитал, наравне с репутацией. Двигаясь от Израиля в сторону Палестины, как, на ваш взгляд, с тем и другим обстояли дела у его долголетнего противника — Ясира Арафата?

— Арафат — определенно, харизматичный лидер.

— Не ощущали.

— Вы не ощущали, а я говорю про арабский мир, про палестинцев. Его любили.

— Но харизма, если она есть, не действует избирательно.

—

Вас, вероятно, вводит в заблуждение своеобразная внешность Арафата. Вы же не вели с ним беседы наедине, не видели, как он спорит, реагирует на критические замечания, сколько такта проявляет, разговаривая с оппонентом и воспринимая его не в качестве чужака, от которого можно отмахнуться. Моя личная оценка Арафата очень высокая.

До встречи с ним я общался с некоторыми палестинскими руководителями. Они приходили ко мне в корпункт «Правды» в Каире. Однажды в мой «Опель Капитан» набилось человек пять. Я пошутил, что, наверное, везу будущего президента Палестинского государства. Слегка ошибся. Чуть позже кто-то из моих тогдашних пассажиров познакомил меня с Арафатом.

Мы впервые увиделись в 1968 году на палестинских позициях неподалеку от реки Иордан. Ясир, маленький, неказистый, чуть ли не волоком тащил автомат. Я сказал, что он очень похож на еврея. Арафат кивнул: «Мне многие об этом говорят». И процитировал Гамаля Абдель Насера: «Палестинцы и евреи двоюродные братья». Отличительной чертой Арафата было то, что, ненавидя в те годы Израиль, он не распространял это чувство на евреев. Не могу похвастаться, что сразу заметил в нем незаурядность, воскликнул: «О! Лидер!» Но уже при первом знакомстве с Ясиром мне понравились его уравновешенная манера общения, наблюдательность.

— А поздний Арафат? Насколько внутренняя эволюция повлияла на производимое им впечатление?

— Как вы считаете: человек, который сидит на чужой территории и стреляет по врагам, а те стреляют в него, и признанный президент, пусть не государства, но автономии — эти люди производят одинаковое впечатление? Одно могу сказать: вальяжности, важности в Арафате не появилось ни капельки.

Его эволюция и правда была огромной. На протяжении десятилетий руководя Палестинским движением сопротивления, Арафат на определенном этапе прекратил ставить целью вооруженную борьбу против Израиля. В начале семидесятых он задумался над возможностью создания палестинского государства не вместо Израиля, а на первых порах — наряду с ним. Это «на первых порах» исподволь тоже ушло. Арафат шаг за шагом отбрасывал не выдерживавшие соприкосновения с реальностью представления, оставаясь при этом палестинским националистом, патриотом, истово преданным делу.

Однако национализм Арафата не был таким оголтелым, как у первого председателя Организации освобождения Палестины Ахмеда Шукейри. Тот, никчемная личность, компенсировал это исступленными призывами уничтожить еврейское государство. А от Арафата никто не слышал призывов к джихаду, он никогда не был исламистом и не окрашивал в религиозные цвета борьбу палестинцев за свои права. Исповедовал ислам, являлся верующим человеком, но к политическому кредо это отношения не имело.

В последнее время он выглядел политиком, вписавшимся в новую эру, открытую мирным соглашениям с Израилем. Арафат был готов к компромиссам и в глазах палестинцев не выглядел отступником, ибо заслужил это право своим прошлым, честным участием в борьбе. Он пришел не со стороны, а из самой гущи своего народа. Такой авторитетный лидер мог позволить себе отказаться от военных планов решения проблемы, от экстремистского лозунга «сбросить Израиль в море». Лишь вес Арафата давал ему право поддержать в Осло переговоры с Израилем, подписать с Ицхаком Рабином мирное соглашение.

Кто спорит, Арафат многократно ошибался. Так, он не понял, что не стоит обострять отношения с Иорданией, пытаясь превратить ее в контролируемый Палестинским движением сопротивления плацдарм для вооруженных действий против Израиля. На стороне палестинцев была Сирия. Иорданию поддерживал Израиль. Арафат эмоционально объяснял мне в 1970 году, что многие офицеры королевской армии — палестинцы и они не поднимут руку на братьев. Я возразил: «Вы полагаете, израильтяне будут сидеть сложа руки? Они никогда не допустят, чтобы вы пришли к власти в Аммане». Так и произошло. Сирийцы двинулись к Иордании, израильтяне тоже. Сирийцы отступили, а вооруженные силы палестинцев были вынуждены покинуть Иорданию.