Я научила женщин говорить

Ахматова Анна Андреевна

«Все отнято: и сила, и любовь...»

Все отнято: и сила, и любовь.В немилый город брошенное телоНе радо солнцу. Чувствую, что кровьВо мне уже совсем похолодела.Веселой Музы нрав не узнаю:Она глядит и слова не проронит,А голову в веночке темном клонит,Изнеможенная, на грудь мою.И только совесть с каждым днем страшнейБеснуется: великой хочет дани.Закрыв лицо, я отвечала ей...Но больше нет ни слез, ни оправданий.24 октября 1916Севастополь

«Все

обещало мне его...»

Все обещало мне его:Край неба, тусклый и червонный,И милый сон под Рождество,И Пасхи ветер многозвонный,И прутья красные лозы,И парковые водопады,И две большие стрекозыНа ржавом чугуне ограды.И я не верить не могла,Что будет дружен он со мною,Когда по горным склонам шлаГорячей каменной тропою.Октябрь 1916Севастополь

Царскосельская статуя

Н. В. Н.

Уже кленовые листыНа пруд слетают лебединый,И окровавлены кустыНеспешно зреющей рябины,И ослепительно стройна,Поджав незябнущие ноги,На камне северном онаСидит и смотрит на дороги.Я чувствовала смутный страхПред этой девушкой воспетой.Играли на ее плечахЛучи скудеющего света.И как могла я ей проститьВосторг твоей хвалы влюбленной...Смотри, ей весело грустить,Такой нарядно обнаженной.Октябрь 1916Севастополь

«Вновь подарен мне дремотой...»

Вновь подарен мне дремотойНаш последний звездный рай —Город чистых водометов,Золотой Бахчисарай.Там за пестрою оградой,У задумчивой воды,Вспоминали мы с отрадойЦарскосельские сады.И орла ЕкатериныВдруг узнали – это тот!Он слетел на дно долиныС пышных бронзовых ворот.Чтобы песнь прощальной болиДольше в памяти жила,Осень смуглая в подолеКрасных листьев принеслаИ посыпала ступени,Где прощалась я с тобойИ откуда в царство тениТы ушел, утешный мой.Октябрь 1916Севастополь

«О, есть неповторимые слова...»

О, есть неповторимые слова,Кто их сказал – истратил слишком много.Неистощима только синеваНебесная и милосердье Бога.Зима 1916Севастополь

«Высокомерьем дух твой помрачен...»

Высокомерьем дух твой помрачен,И оттого ты не познаешь света.Ты говоришь, что вера наша – сонИ марево – столица эта.Ты говоришь – моя страна грешна,А

я скажу – твоя страна безбожна.Пускай на нас еще лежит вина,—Все искупить и все исправить можно.Вокруг тебя – и воды, и цветы.Зачем же к нищей грешнице стучишься?Я знаю, чем так тяжко болен ты:Ты смерти ищешь и конца боишься.1 января 1917Слепнево

«Там тень моя осталась и тоскует...»

Там тень моя осталась и тоскует,В той светло-синей комнате живет,Гостей из города за полночь ждетИ образок эмалевый целует.И в доме не совсем благополучно:Огонь зажгут, а все-таки темно...Не оттого ль хозяйке новой скучно,Не оттого ль хозяин пьет виноИ слышит, как за тонкою стеноюПришедший гость беседует со мною?3 января 1917Слепнево

«Да, я любила их, те сборища ночные...»

А. Л. [38]

Да, я любила их, те сборища ночные, —На маленьком столе стаканы ледяные,Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,Камина красного тяжелый, зимний жар,Веселость едкую литературной шуткиИ друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.5 января 1917Слепнево

38

А. Л. – Артур Лурье.

«О композиторе Артуре Лурье, с которым она сблизилась в самом начале 20-х годов и который, тогда же уехав с Ольгой Судейкиной, «героиней» «Поэмы без героя», в Париж, писал много лет спустя: «Мы жили вместе, втроем, на Фонтанке... Ане сейчас 73. Я помню ее 23-летней»,– Ахматова вспоминала обычно в связи с кем-то: с Мандельштамом, с Ольгой, с «Бродячей собакой». Посмеиваясь, рассказала, что «Артур обратился с просьбой из Америки»: не может ли она, пользуясь своим положением, содействовать постановке в Советском Союзе его балета «Арап Петра Великого». «Ничего умнее, чем балет о негре среди белых, он там сейчас придумать не мог»,– тогда было время расовых столкновений».

Анатолий Найман. «Рассказы о Анне Ахматовой»

«Не оттого ль, уйдя от легкости проклятой...»

Не оттого ль, уйдя от легкости проклятой,Смотрю взволнованно на темные палаты?Уже привыкшая к высоким, чистым звонам,Уже судимая не по земным законам,Я, как преступница, еще влекусь туда,На место казни долгой и стыда.И вижу дивный град, и слышу голос милый,Как будто нет еще таинственной могилы,Где день и ночь, склонясь, в жары и холода,Должна я ожидать последнего суда.12 января 1917Слепнево

«Двадцать первое. Ночь. Понедельник...»

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.Очертанья столицы во мгле.Сочинил же какой-то бездельник,Что бывает любовь на земле.И от лености или со скукиВсе поверили, так и живут:Ждут свиданий, боятся разлукиИ любовные песни поют.Но иным открывается тайна,И почиет на них тишина...Я на это наткнулась случайноИ с тех пор все как будто больна.Январь 1917Петербург