Бывало, я с утра молчуО том, что сон мне пел.Румяной розе, и лучу,И мне – один удел.С покатых гор ползут снега,А я белей, чем снег,Но сладко снятся берегаРазливных мутных рек.Еловой рощи свежий шумПокойнее рассветных дум.Март 1916
40
Акростих, в котором начальные буквы каждой строки составляют имя и фамилию: «Борис Анреп».
«Эта
встреча никем не воспета...»
Эта встреча никем не воспета,И без песен печаль улеглась.Наступило прохладное лето,Словно новая жизнь началась.Сводом каменным кажется небо,Уязвленное желтым огнем,И нужнее насущного хлебаМне единое слово о нем.Ты, росой окропляющий травы,Вестью душу мою оживи, —Не для страсти, не для забавы,Для великой земной любви.17 мая 1916Слепнево
«Слову на языке любви дан глас провидческий, почти Боговдохновенный, в нем слиты земная страсть и толкование Священного Писания о Боге. Любовь есть воплощение бесконечности в конечном. Обращение этой связи приводит к вере или к поэзии.
Любовная поэзия Ахматовой – это прежде всего поэзия, в ней на поверхности лежит повествовательное начало, и всем читателям предоставляется чудесная возможность расшифровать горести и печали героини на свой вкус. <…>
Уровень ее стихов делает смешными биографический и фрейдистский подход, ибо конкретный адресат размывается и служит только предлогом для авторской речи. Искусство и инстинкт продолжения рода схожи в том плане, что оба сублимируют творческую энергию, и потому равноправны. Почти навязчивый мотив ранней лирики Ахматовой – не столько возрождение любви, сколько молитвенный настрой. Написанные по разным поводам, рожденные жизнью или воображением, стихи стилистически однородны, так как любовное содержание ограничивает возможности формального поиска. То же относится к вере. <…>
Постоянное рождение новой и новой любви в стихах Ахматовой – не отражение пережитых увлечений, это тоска конечного по бесконечности. Любовь стала ее языком, кодом для общения с временем, как минимум для настройки на его волну. Язык любви был ей наиболее близок».
Иосиф Бродский «Скорбная муза» (пер. с англ. А. Колотова)
«И когда Ахматова обращается к Богу:
Ты, росой окропляющий травы,Вестью душу мою оживи, —Не для страсти, не для забавы,Для великой земной любви, —
то если начало четверостишия очевидным образом повторяет молитву Иоанна Златоуста на 11-й час дня: «Господи, окропи в сердце моем росу благодати Твоея», – то конец столь же очевидно противопоставляется его молитве на 10-й час ночи: «Господи, сподоби мя любити Тя от всея души моея и помышления...» В контексте стихотворения эта «великая земная любовь» сродни карамазовскому толкованию евангельских слов о грешнице, которая «возлюбила много»: «...она «возлюбила много», – кричит Федор Павлович, – а возлюбившую много и Христос простил...» «Христос не за такую любовь простил...» – вырвалось в нетерпении у кроткого отца Иосифа».
Анатолий Найман. «Рассказы о Анне Ахматовой»
«Ждала его напрасно много лет...»
Ждала его напрасно много лет.Похоже это время на дремоту.Но воссиял неугасимый светТому три года в Вербную субботу.Мой голос оборвался и затих —С улыбкой предо мной стоял жених.А за окном со свечками народНеспешно шел. О, вечер богомольный!Слегка хрустел апрельский тонкий лед,И над толпою голос колокольный,Как утешенье вещее, звучал,И черный ветер огоньки качал.И белые нарциссы на столе,И красное вино в бокале плоскомЯ видела как бы в рассветной мгле.Моя рука, закапанная воском,Дрожала, принимая поцелуй,И пела кровь: блаженная, ликуй!1916[41]
41
М. М. Кралин объясняет разночтения в датах и адресатах этого стихотворения: «Это один из характерных примеров того, как Ахматова пыталась «перепосвятить» стихи. В <…> списке стихотворений, посвященных Б. Анрепу, это стихотворение дано со знаком вопроса после даты 1918. Однако в первом издании «Anno Domini» стихотворение датировалось 1916 годом. Тому три года
в Вербную субботу – Вербная суббота в 1913 году приходилась на 6 апреля. Отсюда в стихотворении апрельский… лед. Белые нарциссы – постоянный поэтический признак обстановки, связанной с Н. В. Недоброво. Вероятно, в этом стихотворении Ахматова вспоминает о своих первых встречах с Н. В. Н. Причины перепосвящения Анрепу неизвестны» (Ахматова А. А. Собр. соч. в 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 391).
«По твердому гребню сугроба...»
По твердому гребню сугробаВ твой белый, таинственный домТакие притихшие обаВ молчании нежном идем.И слаще всех песен пропетыхМне этот исполненный сон,Качание веток задетыхИ шпор твоих легонький звон.Март 1917
«Сразу стало тихо в доме...»
Сразу стало тихо в доме,Облетел последний мак,Замерла я в долгой дремеИ встречаю ранний мрак.Плотно заперты ворота,Вечер черен, ветер тих.Где веселье, где забота,Где ты, ласковый жених?Не нашелся тайный перстень,Прождала я много дней,Нежной пленницею песняУмерла в груди моей.Июль 1917Слепнево
«О нет, я не тебя любила...»
О нет, я не тебя любила,Палима сладостным огнем,Так объясни, какая силаВ печальном имени твоем.Передо мною на колениТы стал, как будто ждал венца,И смертные коснулись тениСпокойно юного лица.И ты ушел. Не за победой,За смертью. Ночи глубоки!О, ангел мой, не знай, не ведайМоей теперешней тоски.Но если белым солнцем раяВ лесу осветится тропа,Но если птица полеваяВзлетит с колючего снопа,Я знаю: это ты, убитый,Мне хочешь рассказать о том,И снова вижу холм изрытыйНад окровавленным Днестром.Забуду дни любви и славы,Забуду молодость мою,Душа темна, пути лукавы,Но образ твой, твой подвиг правыйДо часа смерти сохраню.19 июля 1917Слепнево
«В автографе <…> имеется посвящение «Г. Ф.». Г. Ф. – Григорий Герасимович Фейгин, приятель Ахматовой, человек, близкий к театральным кругам Петербурга. Летом 1917 г. ушел на фронт в составе «батальона смерти» и погиб этим же летом».
Михаил Кралин. Примечание к стихотворению «О нет, я не тебя любила…»(Ахматова А. А. Собр. соч. в 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 390)
«А ты теперь тяжелый и унылый...»
А ты теперь тяжелый и унылый,Отрекшийся от славы и мечты,Но для меня непоправимо милый,И чем темней, тем трогательней ты.Ты пьешь вино, твои нечисты ночи,Что наяву, не знаешь, что во сне,Но зелены мучительные очи,—Покоя, видно, не нашел в вине.И сердце только скорой смерти просит,Кляня медлительность судьбы.Все чаще ветер западный приноситТвои упреки и твои мольбы.Но разве я к тебе вернуться смею?Под бледным небом родины моейЯ только петь и вспоминать умею,А ты меня и вспоминать не смей.Так дни идут, печали умножая.Как за тебя мне Господа молить?Ты угадал: моя любовь такая,Что даже ты не мог ее убить.22 июля 1917Слепнево