Я не хотела умирать
Шрифт:
– Не думаю, что у меня получится, я совсем не знаю, как это.
– Не волнуйся, я всему тебя научу.
И он стал учить меня быть женщиной.
Я была миниатюрной крошкой, с хорошеньким ребяческим личиком, носила вещи, купленные мамой еще к начальной школе, и совершенно не выглядела на свои тринадцать лет. Я заметно отличалась от большинства своих одноклассниц, которые уже начинали краситься, кокетничать с мальчишками, ходить на дискотеки, надевать платья и каблуки, интересоваться звездами. У меня были другие увлечения, мне было
Во многом я не была девушкой еще и потому, что учить меня этому было просто некому. Мама всю свою женственность растворила в бесконечной суете наших забот. Уставшая, замученная, с кругами под глазами и синяками на теле, боящаяся отца, привыкшая ходить сгорбившись и говорить шепотом, чтобы его не разозлить, она сама женщиной уже не была.
Изменения Дима решил начать с моей одежды. Он перебрал весь мой гардероб и нещадно выбрасывал мои любимые детские вещи: цветочно-конфетные яркие бриджи, футболки с милыми зверятами и ленточками, куртку с пикачу, бейсболки со стразами, кеды с разноцветными шнурками – все это летело в мусорку под мои всхлипы. У меня осталась лишь пара кофточек и джинсов, и он повез меня в магазин покупать новые вещи.
До этого мама покупала мне одежду только в детских магазинах, и во взрослых отделах я еще не была. Я застывала в растерянности, глядя на бесконечные ряды с монохромной одеждой. Подходящих мне маленьких размеров было немного, и приходилось искать. Мы ходили из одного отдела в другой, прошли десятки этажей, мне казалось, всех торговых центров в городе. Дима не скупился ни на какие бутики, он никогда не смотрел на ценник, я же всегда его переворачивала и иногда замирала в ужасе от таких цифр, все выброшенные Димой вещи не стоили и одной десятой суммы на ценнике одного из купленных мне платьев.
Набрав достаточное количество вещей, которое едва удалось запихнуть в багажник автомобиля, мы отправились покупать обувь. Я никогда не носила каблуки, моей обувью были кеды, кроссовки, пара балеток, поэтому на тех десятисантиметровых каблуках, что навыбирал мне Дима, я просто не могла удержаться.
– Как на этом вообще люди стоят? – сказала я, стоя пошатываясь с опорой на его руку.
– Не поверишь, на них еще ходят и танцуют, – смеясь произнес он.
– Ужас. Мы же купим мне нормальную обувь тоже? А то я умру, пока до школы на этом дойду.
– Купим, но для встреч со мной ты постараешься надевать каблуки. Они придадут тебе роста и ты будешь выглядеть старше.
Быстро перекусив в кафе, мы пришли в косметический магазин. Я ничего не понимала в наставленных флаконах и тюбиках всевозможных форм и размеров, Дима позвал консультанта, которая, внимательно меня рассмотрев, стала перечислять все нуждающиеся в корректировке изъяны. Я стояла, хмуро слушая, до прихода сюда я и не знала, что у меня есть столько проблем с кожей и видимых недостатков. От обилия запахов дорого элитного парфюма я
Мне сделали аккуратный неброский макияж, чуть подстригли и уложили в пышные локоны волосы, я посмотрела на себя в зеркало и увидела незнакомую мне девушку, от моего ребячества не осталось и следа.
– Я устала, – изможденно протянула я и плюхнулась на пол огромного торгового центра.
– Еще один магазин, – потянув меня за руку, произнес он.
Дима был в азарте, ему доставляло удовольствие мое перевоплощение.
Мы подошли к отделу нижнего белья. Я в ступоре встала на пороге.
Я чувствовала неловкость, когда речь заходила о моем теле, сексе, всех этих отличающих мальчиков от девочек вещах – это вызывало во мне некое чувство отвращения и стыда. Возможно, повлиял случай с дядей Мишей или внушаемые моей мамой религиозные и моральные убеждения насчет порочности интимности, наверное, отчасти играла роль и моя низкая самооценка, но, так или иначе, всего этого я избегала.
– Дима, я не хочу, – опустив глаза, произнесла я.
– Юля, тебе тринадцать лет, ты не можешь больше прятать грудь под майками и топами. Она уже заметна.
Я сжалась, словно он сказал какую-то непристойную вещь, в которой я была виновата.
– Юля, это нормально, ты уже выросла, – мягко произнес он и, взяв меня за руку, завел внутрь.
Я не прикасалась в этом магазине ни к чему и даже не поднимала глаз, чтобы что-то рассмотреть, он выбирал все сам, и потом завел меня в примерочную, закрыв шторкой.
Я стояла, не решаясь одеться, долгое время, смотря на целую кучу выбранных им трусов и лифчиков.
– Юля, ты переоделась? – послышался его голос за шторкой.
– Нет.
– Переодевайся, – настойчиво произнес он.
Я нехотя стянула с себя всю одежду и взяла в руки блестящий черный бюстгальтер с маленькими чашечками, бантиком посередине и лямками с вплетением тонкой атласной ленты, аккуратно застегнула его и надела поверх своих розовых трусиков с Микки Маусом красивые кружевные танга.
Я исподлобья смотрела на себя в зеркало, мне было стыдно созерцать свое обнаженное тело, я видела в этом что-то уродливое, неправильное, вульгарное.
– Ну что, переоделась? – спросил Дима, заглянув за шторку.
– Нет, нет, не смотри на меня, – в ужасе воскликнула я, закрывшись своей кофтой.
Дима зашел ко мне в примерочную, я вжалась в стену, всхлипывая от стыда. Его рука медленно вытянула кофту из моих пальцев, он долго молча смотрел на меня. Затем его пальцы нежно проскользили по моим обнаженным плечам, аккуратно прошлись по груди, медленно опускаясь до живота. Он остановился, дойдя до трусиков, и, подняв меня за подбородок, глядя прямо в глаза, твердо произнес: