Я не искала любовь
Шрифт:
Насчёт животных она была не права: в глазах Рудольфа, в глазах ягнёнка, принесённого в жертву на Пасху, и даже в движениях бабочки, которая однажды по ошибке залетела в окно моей комнаты, я видела больше души, чем во многих людях. Уж точно больше, чем в ней.
Но в отношении меня она была права. У меня было и осталось хрупкое здоровье.
Достаточно было попасть под дождь тёмной майской ночью, чтобы я заболела. Опасаюсь, заболела серьёзно.
Я тащу себя в комнату мотеля, где остановилась
У меня очень высокая температура, я могу судить об этом по галлюцинациям, витающим вокруг меня.
Моя мать, которая заставляет меня пить её бульон, даже если я не хочу, потому что иначе нам придётся платить за вызов врача на дом, а она не находит деньги среди бобовых стеблей.
Рудольф с разбитой головой, который тем не менее лаем предупреждает меня о том, что скоро придёт мама и мне следует перестать радоваться. Огромные муравьи в агонии от инсектицида. Я танцую с двумя пришитыми ногами и без рук. Куски радуги, измельчённые ножницами, с которых капает фиолетовая кровь. И Арон.
Мне снится, как Арон заключает меня в свои объятия. Его руки сильные и крепкие. Он раздевает меня, а потом мне снится, как меня обволакивает вода, сначала едва тёплая, а потом всё горячее и горячее. Затем Арон кладёт мне на язык белый жемчуг, а на лоб мою шёлковую корону. Потом он ложится рядом со мной, и я прошу его присмотреть за моей матерью, за гигантскими муравьями, которые мучаются, и за радугой, рассыпающейся на острые, как стекло, осколки. Он просто говорит:
— Я здесь, никто не причинит тебе вреда, — и я ему верю.
Мне так нужно кому-то верить.
Мне так нужно доверять и засыпать, зная, что, когда я проснусь, мир не рухнет на меня.
Поэтому, даже зная, что это всего лишь сон, я отдаюсь ему с силой верующих, с верой, которая, уверена, более угодна богу. Вера простых душ, которые прощают и просят прощения.
***
Я открываю глаза после целой жизни, полной цветных кошмаров.
Нет, были не только кошмары, ещё был Арон, который любил меня, и эта часть была приятной.
Я всё ещё в мотеле.
Сейчас день судя по бледному солнечному свету, проникающему сквозь жалюзи.
Я забралась под простыни, переоделась, хотя не помню, чтобы делала что-то из этого. Помню, как легла в мокрой одежде и это последний момент, который зафиксировало сознание. После этого небытие. Сейчас на мне футболка и шорты, и я не знаю, когда их надела.
Растерянно оглядываюсь вокруг и задаюсь вопросом, когда я открыла чемодан, когда достала из мини-холодильника воду и шоколад, а главное, откуда я взяла то, что выглядит как жаропонижающие таблетки, миску с холодной водой и марлю.
Я беру прозрачную
Парацетамол.
У меня был с собой парацетамол?
Этого я тоже не помню.
Подношу ладони к вискам. Лихорадка прошла, но голова словно зажата в железном ящике. Я слышу звон в ушах и странное журчание, такое же, как…. как вода в душе.
Я морщусь, зажимаю уши руками, а потом поспешно отпускаю их, надеясь, что этот странный шум пройдёт. Но он не проходит. Кажется, что кто-то… кажется, что кто-то моется рядом в душе.
Конечно, я до сих пор сплю и вижу сон.
Я встаю с кровати, точнее, с кровати встаёт Джейн, которая не может проснуться. Я наблюдаю за ней и воспринимаю её со стороны, как зритель нового сна. Она слабая и вялая, пошатываясь, идёт к ванной. Ей интересно, кого она встретит и что увидит: гигантских муравьёв, мать с утюгом в руке или какой-то сюрприз? Не родит ли её больной разум очередную абсурдную галлюцинацию?
Ванная комната маленькая, в ней скудный душ, прикрытый белой занавеской. За занавеской кто-то есть.
Что мне снится?
Если отдёрну занавеску, не закричу ли я от ужаса?
Я отдёргиваю занавеску.
И я кричу.
Но не от ужаса.
В моём сне Арон.
В моей ванной.
Голый в душе.
Вода льётся на него, капает с длинных светлых волос, ласкает грудь и спину, повторяет линию ягодиц, пробегает рябью по животу и тут же исчезает.
Мой взгляд безнаказанно копирует живопись воды.
Я смотрю на его волосы, задыхаюсь, следую скульптурным линиям груди, задерживаюсь на его животе и попе, судорожно ловлю ртом воздух вокруг его живота, а затем теряю сознание.
За мгновение до того, как я упаду на пол, Арон из сна бросается ко мне, сжимает в своих влажных объятиях, а затем спрашивает тоном ласкового упрёка:
— Неужели я так уродлив, что заставляю тебя упасть в обморок, Джейн?
***
Он не был уродливым, нет.
Он был невероятно красив.
Арон был ужасно сексуален.
В реальности, я никогда не видела его голым. Но сон был подробным и реалистичным. Очень подробно и реалистично.
Мне бы хотелось видеть такие сны чаще.
Я ёрзаю в постели, со вздохом произношу его имя.
— Я здесь, Джейн.
Широко распахнув глаза, я так резко сажусь, что кружится голова.
— Осторожно, иначе снова потеряешь сознание.
И-что-происходит?
Я оборачиваюсь, и вот он, рядом со мной.
Боже мой, как реально выглядит Арон.
На нём боксеры и красивая татуированная кожа, небольшая борода, волосы влажные, длинной до плеч.
— Мне больше нравился прежний сон, — говорю я, — когда ты был голым.