Я не отдам тебя, Босс
Шрифт:
– Ко мне, – едва слышно произносит она, наблюдая за проплывающими за окном видами серого города.
На что там можно смотреть?! На серость, царившую вокруг, на огни светофора, на вечно недовольных пешеходов с кислыми лицами?!
Я же любуюсь ее профилем. Черными, блестящими локонами, спадающими на плечи. Маленьким, слегка вздернутым носиком. Пухлыми губами, которые она всю дорогу покусывает. Она всегда так делает, когда нервничает.
Я выучил ее. Вызубрил, как пройденный по сотому кругу материал. Знаю, каждую ее родинку,
Именно она, ничего не требующая и не ждущая, а не те акулы, которые пытались подкрасться и откусить от меня лакомый кусочек.
Мы начинаем целоваться уже в лифте, так и не нарушив до этого царившего молчания. Сейчас слова казались абсолютно лишними.
Я кусал ее губы до крови, в спешке рвал блузку, пытаясь добраться до вожделенных полушарий груди.
Инна терлась об меня как кошка. Блестели колдовские глаза, тихо стонали губы. Все было неважно. Только она, ее пластичное тело, которое принадлежало мне, её дурманящий мозг запах.
Разумовская спешно ищет ключи в сумке. Находит связку, дрожащими руками, пытается ключом попасть в замочную скважину.
Я облокотившись плечом об стену, наблюдаю за ее дергаными движениями. Волна возбуждения постепенно опадает. Все еще хочу её, но уже более осмысленно. Где-то внутри просыпается, казалось бы давно потухший разум.
Инна, наконец, открывает дверь. Проходит в прихожую, пропуская меня вперед. Не успевает прикрыть за нами проход, как мгновенно оказывается прижата моим телом к стене.
Кончиками пальцев провожу по её щеке, ухмыляюсь, скольжу ниже и наматываю черную копну волос на кулак, легко дергая на себя.
– Я не отдам тебя, – тихо шепчет она. – Слышишь?
– Я сам уйду, – так же тихо отвечаю я и не давая что-либо возразить, впиваюсь в сладкие губы.
Не отдаст. Надо же.
Её заявление должно рассмешить, но смеяться не хочется. Хочется трогать Инну везде, целовать. Укусить, поставить засос, хоть как-то пометить. Доказать всему миру, что она моя. Пока еще моя.
Мы резво перемещаемся в спальню, сшибая вещи на своём пути. Рвём одежду друг на друге, целуемся, будто умалишенные. Так горячо и остро, бывает только с ней. Так хорошо может делать только она.
Прижимаю ее к себе, рву колготки, как последнее препятствие к телу Разумовской, впиваюсь зубами в шею, ощущая металлический привкус крови на языке, сжимаю до синяков бедра.
Она пищит. То ли от боли, то ли от наслаждения. Тянет ко мне руки, но я не даю ей прикоснуться к себе. Хватаю запястья, прижимаю к матрасу, над головой брюнетки.
– Я уйду. Обязательно уйду, – шиплю ей в рот.
– Нет, – мотает головой она. – Нет.
Глава четвертая
Дмитрий
Я лежу
Пальцами перебираю ее мокрые волосы. Смотрю как подрагивают темные пышные ресницы.
Красивая, прав Болконский.
Не зря Стас слюни постоянно пускает, стоит зайти ему в приемную. Уволить его, что ли?! Дабы не создавать прецедент. Остальные не суются. Боятся. Но если Станислав распушит хвост, мужская половина быстро просечет, что это доступная территория. Хотя, может и к лучшему.
Мне стоит попридержать все свои собственнические замашки. Перестать убивать взглядом каждого, кто хоть на метр приближается к Разумовской.
Более того, если я хочу избавиться от нее, надо собственноручно вручить ее Болконскому. Вручить и бантик на шею повязать. Красный. Подарочный.
– О чём ты думаешь? – Инна поворачивает голову, оставляя невесомый поцелуй на моей коже.
Я улыбаюсь. Знала бы ты, дорогая, о чём я размышляю – убила бы меня, наверное. Впрочем, когда-то ты поймешь, что зря затеяла эти игры со мной.
– Уже поздно. Мне домой надо,– однако, вопреки своим словам, продолжаю лежать, накручивая мокрую прядь на палец.
– Умм, – тянет Разумовская невнятно.
Кажется, моя секретарша плавно уплывает в сон.
Вглядываюсь внимательно в лицо и понимаю, что Инна действительно засыпает. Кладу ладонь ей на голову, провожу несколько раз по волосам и аккуратно пытаюсь выбраться из ванной.
Следом вытаскиваю мокрую Инну, кое-как, одной рукой, укутываю сонную ношу и как есть, голую, несу в спальню.
Оставляю Разумовскую на кровати, укрываю одеялом, после чего спешно одеваюсь, замечая, что на рубашке не хватает нескольких пуговиц.
Черт, придется объясняться с Ниной, куда делась фурнитура.
Напоследок облизываю взглядом тело Инны под одеялом и спешно покидаю квартиру, тихо прикрыв за собой дверь.
На улице давно стемнело. Опять пошел дождь, а я зонт в машине бросил.
Ежусь от прохладных капель, падающих за шиворот.
Перебежками добираюсь до машин, усаживаюсь в остывший салон авто, как пёс трясу головой, стряхивая воду с волос.
Что хорошо, телефон молчит и Нина не досаждает сегодня своими претензиями. Неужели, привыкла, что я могу допоздна задерживаться на работе?!
Ага. На работе.
Работа сейчас усиленно сопит носом в подушку. А мне приходиться ночью ехать домой. Хорошо, что пробки в такой поздний час явление редкое, поэтому добираюсь я до дома примерно за час.
В доме горит свет в окнах. Странно. Нина обычно ложится рано, устав от домашних забот, не дожидаясь меня.
Прохожу в жилище и застаю жену в гостиной с книгой в руках и чашкой её любимого травяного чая на журнальном столике. В воздухе витает запах жасмина и мяты.