Я не Сэм
Шрифт:
Он вздыхает, кашляет. Даже после двух лет ему все еще очень тяжело. Он меняет тему разговора.
– От брата есть какие-нибудь вести?
– Нет.
Теперь пауза с моей стороны. Мой брат Эд на два года старше меня - он стал полицейским округа Колумбия после службы в морской пехоте. Он считает, что то, чем я зарабатываю на жизнь, - смешно. А я думаю, что то, чем занимается он, - это почти преступление.
Кроме того, я думаю о Сэм.
– Что-то случилось, сынок?
– Нет, папа. Все в порядке. Я просто немного устал, вот и все.
– А как Сэм?
– Сэм в порядке. Она прилипла
И это правда. Я просто не говорю ему, что она смотрит.
– Передай ей привет, хорошо?
– Конечно, папа. Обязательно передам.
Еще одна пауза с моей стороны. Я представляю себе маму с шоколадным мороженым, как она тянется через стол.
– С тобой точно все в порядке, Пэт?
И я чуть не сказал ему. Чуть не проболтался, потому что я люблю отца и, возможно, он сможет меня успокоить, возможно, скажет, что все будет хорошо и заставит меня поверить ему, как я всегда ему верил, когда был маленьким, а он был таким отцом, к которому всегда можно было обратиться, который понимал, что к детям надо относиться так же, как и к взрослым, - с уважением и с открытым сердцем.
Я хочу сказать ему, что скучаю по ней... скучаю по нам. Потому что мы всегда были очень хорошей парой, не просто любовниками, а лучшими друзьями, которые когда-либо были у каждого из нас, которые говорят друг другу, когда им больно или нужна помощь, и любят рассмешить друг друга какой-нибудь дурацкой шуткой. Мы любим одну и ту же кошку. Уважаем одни и те же книги. Улыбаемся, слушая один и тот же диск Тома Уэйтса[7] в машине. Разделяем глубокое недоверие к политике, юристам и Уолл-Стрит.
Я хочу сказать ему, что чувствую себя брошенным. Как будто часть меня живет в одиночестве.
Но ему хватает и моей матери.
– Я в порядке, папа. Честное слово.
Я не могу понять, верит он мне или нет. Наконец он нарушает молчание.
– Хорошо. Навестите как-нибудь своего старого отца, хорошо? Слишком давно вы у меня были.
– Конечно, папа. Обязательно. Обещаю. Люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, сынок. Привет Сэм. Пока.
* * *
В течение следующих двух недель я буду яростно работать над Самантой. Я укрощу эту милую сучку, сохраню ее сочную задницу большой, чего бы это мне ни стоило. Срок сдачи только в конце следующего месяца, но когда я не с Лили, я одержим ею. Нельзя сказать, что листы летят один за другим - мне постоянно приходится их исправлять, но я закончу все гораздо раньше.
У нас с Лили сложилась определенная схема, она сама готовит себе хлопья по утрам, а я готовлю обед и ужин. Я работаю, пока она играет. Я слежу за тем, чтобы она каждый день принимала ванну, и - несмотря на ее протесты, - чтобы она сама мыла свои чертовы волосы. Одного раза мне было вполне достаточно. Я заказываю продукты. Я стираю белье, спуская на тормозах пятна от фекалий и все такое. Не могу заставить себя поговорить с ней об этом.
Но Лили тем временем становится все более требовательной. И ее не в чем винить. Ей скучно.
Телевизор и бисер могут увлечь лишь на какое-то время. Как и двухэтажный гламурный домик, гламурный "Kабриолет" и
Испекла "Прелестный розовый торт Барби", "Снежные курганы", шоколадное печенье с изюмом, десерты "Смор" и брауни.
Все это немного сладковато для меня, но я делаю вид, что ее выпечка мне очень нравится.
Живая кукла также привлекает ее внимание. Не надолго. Она кормит ее, поит из бутылочки, слушает ее бессмысленную болтовню и меняет подгузники. Тедди, похоже, какое-то время выступает в роли суррогатного папы, но я чувствую его нарастающее разочарование. Живая кукла до ужаса скучная.
Погода стоит прекрасная. Она хочет выйти на улицу, познакомиться с другими детьми. Она хочет выйти на улицу и поиграть.
Но о других детях не может быть и речи.
Когда она спрашивает меня, почему, я говорю ей, что нужно ходить в школу, чтобы познакомиться с другими детьми, ее озадачивает, что она почему-то в школу не ходит. Но, по крайней мере, на какое-то время она оставляет этот вопрос.
Зои тоже хочет иногда выйти на улицу. Всегда этого хотела. Я вижу, как она смотрит в окно, стрекоча на птиц, или же таращится из-за моих ног на дверь.
Но там есть твари, которые с радостью разорвали бы ее на куски. Есть там и двуногие твари, которые сделали бы то же самое с Сэм.
Маразматик.
У боковой стены дома предыдущий владелец оставил старые ржавые качели и горку. Мы никогда ими не пользовались. Но теперь я привел их в порядок для нее. Я зашкурил ржавчину на горке, ступеньках, цепях, деревянных сиденьях и проверил цепи. Смазал шарнирные подвесы маслом. Мне пришлось заварить шарнир и два звена на цепях, но в остальном все в удивительно хорошем состоянии.
Я полирую горку абразивными губками, натираю до блеска и испытываю на себе. Я тяжело приземляюсь на задницу, вызвав у Лили смех. Надо будет подсыпать песка. Она же грациозно приземляется на обе ноги и бежит, хихикая.
Ей не нужен никакой песок.
Она рада, что выбралась на улицу. Особенно ей нравятся качели. Иногда она просит ее раскачать, я это делаю, и это вызывает странное чувство. Как будто я одновременно играю две роли: родителя или товарища по играм для ребенка, который кричит: Выше... выше...
– но в более спокойные моменты это почти романтично, как будто мы снова пара влюбленных, дурачащихся как дети.
Я вспоминаю нас в парке аттракционов в Канзас-Сити много лет назад, еще до того, как мы поженились, то, как она поцеловала меня сидя на подпрыгивающей лошади, когда я ухитрился схватить лошадь за медное кольцо.
* * *
Река рядом с домом.
Она спрашивает, можно ли ей поплавать.
Там водятся щитомордники и каймановые черепахи. Черепахи обычно пугливые, но щитомордники могут быть очень агрессивными. Плывут прямо на тебя. Сэм знает, что их надо остерегаться, но будет ли их остерегаться Лили? Не будет. Думаю, что могу быть ее глазами. Она хочет плавать. Очень жарко. У нас есть причал. Почему бы им не воспользоваться?