Я не Сэм
Шрифт:
Слышу, как в ванной льется вода. Сэм уже встала. Надеюсь, она быстро выйдет оттуда. Мне надо в туалет. Когда я завариваю кофе, она уже стоит у меня за спиной, положив руку мне на плечо, и мы оба смотрим в окно над раковиной на реку.
Сегодня чудесное весеннее утро. Ни малейшего дуновения ветра в кронах деревьев. Над водой скользит в восходящих потоках белоголовый орел. Он ударяется о ее поверхность и поворачивает к пастбищу за дальним берегом, он поймал рыбу. Чешуя искрится золотом на солнце.
Не проходит и дня, чтобы мы не
Я поворачиваюсь, чмокаю Сэм в щеку и направляюсь в ванную. От Сэм пахнет сном и свежим мылом.
Очень даже ничего.
Я не очень люблю завтракать - утром предпочитаю кофе и сигареты. Считаю, что еда может подождать, пока я не оторвусь от чертежного стола. Но Сэм ждет. Кофе готов, и она уже налила себе чашку со сливками и сахаром, и я чувствую запах хлеба с изюмом в тостере.
Я тоже наливаю себе чашку и сажусь за большой дубовый стол. Мне он очень нравится. Купил на аукционе в Джоплине. Черт возьми, мне нравится весь мой дом. Мы окружены пятью акрами густого леса и рекой, словно ждем внезапного нападения.
Гостиная вся из травленого дерева с высокими дубовыми резными балками ручной работы, возможно, столетней давности. Там есть старинный камин, выложенный из камня. Комната выходит на кухню, так что вся открыта для обозрения.
Наблюдая за тем, как моя жена, которую я встретил восемь лет назад, намазывает тост маслом и клубничным джемом, мне приходит в голову, что мы занимались любовью практически на каждом квадратном дюйме этой комнаты. По всему паркетному полу. На диване и в мягком кресле.
А однажды ночью я вовсю жарил ее в прелестную попку на камине. Воспоминание об этом заставляет меня улыбнуться.
– Что?
– спрашивает она и проглатывает мне тост.
– Я просто задумался.
Она косится на меня.
– У тебя такой взгляд, Патрик...
– Разве?
– Угу. А мне нужно закончить завтрак, пописать, принять душ и за сорок пять минут доехать до Талсы, чтобы сделать вскрытие Стивена Бахмана и решить, почему он оказался в морге - из-за таблеток, скотча, непробиваемой тупости или любой комбинации из этих составляющих. У меня нет на тебя времени.
– А-а-а...
– Не акай, мистер.
– А-а-а...
– Как продвигается работа над Самантой?
– Она вот-вот вышибет себе мозги из дробовика по приказу своих мучителей. К завтрашнему дню я должен ее воскресить. Завтра или в субботу.
Она делает большой глоток кофе и улыбается.
– Я до сих пор не знаю, должна ли я быть польщена или огорчена, тем, что ты назвал ее в мою честь. Господи, ты же разбрызгиваешь ее мозги по всей стене.
– Да, но потом она воскреснет. И я бы никогда не разбрызгал тебя.
Мне нравится, когда она так выгибает правую бровь. Она встает, подходит ко мне, наклоняется и целует. Поцелуй затягивается.
После
Затем она перестает меня целовать.
– Понимаю, понимаю, - говорю я ей.
– Иди, прими душ, пописай, почисти зубы и отправляйся к своему голландскому покойнику[1]. Кстати, тебе нужна компания? В душе, я имею в виду. Только не этот чертов голландец.
– Я так не думаю. Может, сегодня вечером, после работы. Я буду вонять, как обычно. Что у нас сегодня на ужин?
– Говядина по-бургундски с соусом терияки. Тебе она позавчера понравилась.
– Вкуснятина, - говорит она и исчезает за углом в спальне.
* * *
Полчаса спустя я слышу, как ее "Xонда Аккорд" отъезжает от дома, и думаю, как же мне повезло. Я делаю то, что хочу, рисую графические романы - и на этом довольно прилично зарабатываю. У меня есть дом, который я люблю, любимая кошка и судебный патологоанатом, которая достаточно безумна, чтобы любить меня.
Я бы сказал, что хожу на работу, но это было бы ложью. Я хожу играть.
* * *
Игра идет хорошо.
Когда я слышу, как "Xонда" тормозит у дома, кровавые брызги на стене позади головы Саманты уже нарисованы. Я попрошу Сэм проверить рисунок на точность, но я уже многому научился у нее и думаю, что все сделал правильно.
Кровавые брызги как настоящие.
Уже почти семь часов, близятся сумерки - обычное время ее возвращения домой. Я накормил кошку, и мясо по-бургундски уже разогревается на медленном огне. Чесночный хлеб намазан маслом, приправлен и ожидает жаркой ласки духовки. Мне осталось сварить лапшу, налить вино, и ужин готов.
Я заканчиваю работу, встаю, потягиваюсь и иду босиком в гостиную как раз в тот момент, когда она входит через парадную дверь. И вдруг понимаю, что за весь день ни разу не надевал туфель. Это одно из преимуществ игры.
Я подхожу, обнимаю ее и чмокаю в щеку. Она совершенно не воняет. Приняла душ на работе. Она всегда так делает. Но иногда ей приходится принимать три-четыре душа за вечер, если покойник уж очень сильно воняет. Сегодня просто легкий запах чего-то в ее волосах. Этого достаточно, чтобы я сморщил нос.
– Знаю, говорит она.
– Но его сгубила не непробиваемая тупость.
– Нет? А что же тогда с ним случилось?
– Перебрал, сел за руль и врезался в дуб. Но перед смертью он неплохо пообедал. Жаркое из замаринованной говядины, красная капуста, картофельные оладьи и примерно полкило ванильного мороженого с малиновым кремом. Но запах, который ты улавливаешь, принадлежит другому жмурику.
– Кому же?
– Джентльмену по имени Дженнингс. Владельцу индюшачьей фермы.
– Ах, этот чудесный запах аммиака.