Я не якудза

Gokudo Yakudzaki

— Не мучай себя, дитя. Распрям спину, это раньше я был великим Оябуном, а теперь обычный старик. А вот тебе, — он посмотрел на меня. — Не помешало бы для приличия поклониться.

— Извините, — я сделал небольшой поклон.

Сев за квадратный стол, Сэдэо — сан вызвал домработницу, которая быстро накрыла стол, и положила ему на колени альбом.

— Значит, Кэтсу твой брат?

— Да, господин.

— Вы похожи. Носы у вас одинаковые и овал лица.

— И характер, — Тихиро осторожно улыбнулась.

— Характер, — Сэдэо — сан поднял правый уголок рта, но не осмелился

улыбнуться. — Ты должна гордиться таким братом, он шёл с винтовкой против танка и умудрялся побеждать. Таких, как он нужно ценить, что я и делал.

— А где же он сейчас?

— Кэтсу писал мне письма, — Сэдэо — сан достал пачку конвертов. — Он переехал в Онну, двадцать семь километров от Чатана. Кэтсу часто приезжал ко мне, говорил, как у него всё прекрасно. Но я видел, что глаза у него говорят обратное. После того, как наш клан стёрли, этот парень долго разбирался, но шансов было мало. Он смог помочь вернуть мне два отеля и одну чайную плантацию. За это я буду благодарен ему всю жизнь. Это мой хлеб сейчас, если бы не Кэтсу жил бы я, где нибудь под мостом. Он пропал три года назад, не знаю жив он или… — Сэдэо — сан кашлянул. — Будем надеяться на лучшее. Кэтсу умный парень, он найдёт себе место в любом городе и стране.

— Спасибо, господин Сэдэо, вы нам очень помогли! — Тихиро поправила хвостик.

— Кэтсу не только хороший работник, но и человек. Он присматривал за моей женой, у неё были частые случаи эпилепсии. Когда, она оставалась с Кэтсу, то её словно было не узнать. Такая живая, счастливая и весёлая женщина. Без него она потухла, как свеча. Кэтсу был нам, как сын. К сожалению, своих детей с Чи у нас не было. Чтобы не говорили, я всегда приму его к себе. Пусть он будет слабым и больным, это мой долг, отцовский.

— Вы, правда, любили Кэтсу, как своего сына?

— Да, любил и буду любить. Это наша фотография с ним, — Сэдэо — сан показал нам её. — Это Чи, а это твой брат.

— Вы действительно похожи, — я положил в рот моти.

— У меня есть вторая фотография, — Сэдэо отдал Тихиро три фотографии.

— Спасибо, я обязательно найду Кэтсу, — Тихиро встала из-за стола, и поклонилась.

— Молодая и упёртая, у тебя всё получится, — Сэдэо — сан слегка обнял Тихиро. — Передай Кэтсу, что я всё ещё жду его здесь, и приму в любом образе, и состоянии.

Шёл небольшой дождь, я раскрыл зонт, из такси мы направились по адресу. Третий дом от дороги. Забор был деревянный. Сами ворота зелёного цвета. Тихиро позвонила, но звонок не работал, во дворе залаяла собака. В дверях появилась пожилая женщина. Она впустила нас в свой дом, оказалось, что Кэтсу жил у этой женщины, но уехал в село Хигаси. Он помогал Йоко — сан с хозяйством, но его кто-то постоянно преследовал. Кэтсу держал под подушкой пистолет, он не скрывал от хозяйки, что является якудза. В последний год на Кэтсу было девять нападений. Он понял, что оставаться в этом месте бессмысленно. Единственное, что осталось, это письмо, которое он отправил с почты в Хигаси. Там был лишь адрес почтового отделения.

На дорогу у нас ушёл час. Солнце уже село, часы показывали восемь вечера.

Мы остановились в местном хостеле.

Рядом с моим футоном стояла

небольшая гитара. Тихиро раскладывала вещи, а возможно что-то искала. Я открыл сёдзи, и настроил инструмент.

— Уна маттина ми соно звельято

О белла чао, белла чао

Белла чао, чао, чао

Уна маттина ми соно звельято

Э о тровато ль’инвазор

О партиджано, портами виа

О белла чао, белла чао

Белла чаочаочао

О партиджано портами виа

Ке ми сенто ди морир, — я пробовал попасть в ноты. Слуха не было.

— Э се йо муойо, да партиджано

О белла чао, белла чао

Белла чаочаочао

Э се йо муойо да партиджано

Ту ми деви сеппеллир

Э сеппеллире, лассу ин монтанья

О белла чао, белла чао

Белла чаочаочао

Э сеппеллире, лассу ин монтанья

Сотто ль’омбра ди ун бель фьор, — я сменил тональность.

— Э ле персоне, ке пассеранно

О белла чао, белла чао

Белла чаочаочао

Э ле персоне, ке пассеранно

Ми диранно ке бель фьор!

— У тебя интонация не та, — Тихиро села на свой футон.

— Знаю.

— Если знаешь, зачем поёшь? И в ноты не попадаешь. Твоё пение хуже, чем крик ворона, — она легла под тёмно — зелёное одеяло.

— У меня нет никаких талантов. Может быть это и плохо, а может быть наоборот. Тихиро, я ведь совершенно один, всё, что окружает меня, это ничто.

Я одинокий везде, в любой жизни. В прошлой жизни у меня есть только отец и дед. Когда они умрут, я останусь один во всей Вселенной. Люди вокруг, так и хотят воткнуть нож мне в спину. Это со стороны кажется, что сегодня помогли, значит и завтра помогут. Нет. Добро покинуло наш мир, в нём попросту не осталось для него места. Возможно, его и раньше не было. Люди, как были корыстными, так такими же и остались. Не знаю, как ты Тихиро, а мне страшно жить среди этих существ. Закрываю глаза, и вся жизнь перед глазами пробегает, хочу назад, а моста не вижу. От этого всё тело охватывает озноб.

— Цкуру, — Тихиро легла на спину. — Мой отец тоже не подарок, я бы с удовольствием изменила его характер и отношение ко мне.

— Неужели, ты так и не поняла, что это единственные люди, которые нуждаются в нас?

— Он не любит меня.

— Любит.

— Откуда ты знаешь?! Он считает других идеальными, но не меня.

— Тихиро, семья складывается не из сильных и идеальных людей. А из слабых, у которых есть свои оплошности, страхи и косяки. Семья для этого и нужна, чтобы было не страшно. Он твой отец, а любит тебя или нет, это его проблемы. Он заботится о тебе и защищает. Семья это не показатель идеала, это поддержка и сила.

— Ты не знаешь моего отца.

— Не знаю, но он, как и любой родитель волнуется и переживает за тебя.

— Он не такой.

— Родительская любовь подобна Айсбергу.

— Ты сам понял, что сказал?

— Наверху лишь часть чувств, которые наши родители показывают нам. На дне спрятана вся боль и страх за детей, который мы никогда не узнаем, пока сами не станем родителями.

— Он сравнивает меня с другими, называет беспомощной. Ты думаешь это приятно?! — В глазах Тихиро блеснули слезы.