Я никогда не была спокойна

Маттина Амедео Ла

Разговор меняет направление и переходит к Ницше, в идеях философа она неплохо разбирается, а он знает только основные положения. Между ними вспыхивает искра. Один видит в другом подходящий случай. Для молодого трибуна это шанс войти в мир, в котором он чувствует себя чужим. Для жены венецианского адвоката, которая на три года старше, это возможность сбежать из салона Кулишевой и вскочить на подножку к победителю. Муссолини – перспективный член партии, импульсивный «головорез» с «орлиным взором», он ей очень нравится. Они начинают встречаться. Она часто приходит к нему в редакцию, и пока Анжелика готовит номер в печать, они долго дискутируют о высоких материях. Уголком глаза Маргарита

наблюдает за своей противницей и наслаждается, видя, как та страдает. Встречи проходят и вне редакции. В доме Сарфатти успешного революционера принимает и окружает вниманием сам Чезаре, который, как и жена, ищет новых покровителей для осуществления мечты: быть избранным в парламент. И у него это получится.

Но сексуальная булимия Муссолини не знает предела. Теперь перед ним распахнуты обширные миланские угодья, населенные буржуазными, интеллектуальными, эксцентричными женщинами. Среди них, например, экзотическая Леда Рафанелли, журналистка-анархистка, обратившаяся в ислам. Чтобы затащить ее в постель, тридцатилетний пылкий воздыхатель уверяет ее, что у него нет семьи. Он терпит фиаско. Приходится вести долгие разговоры о Коране и восточной философии (он делает вид, что его это интересует) у Леды дома, при тусклом свете, среди благовоний и наркотиков. Муссолини чаще всего навещает ее в послеобеденное время. В непогожие дни она зажигает большую арабскую жаровню, на которой медленно жарятся «зерно опиума и палочка гашиша»^[161].

«Мы забыли о своей жизни!» – внезапно сказал он. И мы встряхнулись, как будто вернулись из наших снов в реальность^[162].

Бенито старается изо всех сил. Он просит ее стать его музой, потому что «каждый мужчина, чувствующий себя в силе ступить на трудный, необыкновенный путь, нуждается во вдохновительнице, утешительнице»^[163]. Ничего не действует: добыча в сети не идет. Леде Рафанелли, которая тем временем начала отношения с одним тунисцем, Бенито не нравится ей как мужчина. Он хвастается, рассказывает ей о двух женщинах, которые «безумно» любят его. «Но я их не люблю. Одна – слишком некрасива, хотя душа у нее благородная и щедрая. Другая красива. Но у нее коварная, скупая, подлая душа. Да к тому же она еврейка…»^[164] Леду возмущает клише о евреях, но редактора Avanti! интересует совсем другое, и он спокойно продолжает свои излияния. «Некрасивая и добрая женщина, которая меня любит, – это Анжелика Балабанова».

У меня сжалось сердце. Я знала сильную, мужественную русскую социалистку, я много раз встречала ее на конференциях, полную революционного пыла, и восхищалась ею. То, что она была безнадежно влюблена, огорчало меня. Но я сразу подумала, что она действительно не похожа ни на одну женщину. Славянская женщина, закаленная в борьбе, она много путешествовала, знала стольких товарищей в разных странах: разумеется, она не была слабой и сентиментальной женщиной, впавшей в отчаяние из-за безответной любви^[165].

Теперь Леда хочет узнать, кто же вторая женщина. Это Маргарита Сарфатти. «Она преследует меня своей любовью, но я никогда не смогу полюбить ее. Ее скупость вызывает у меня отвращение. Она богата и живет в большом дворце на Корсо-Венеция. Так вот, когда в газете публикуется ее статья, она посылает служанку в редакцию, чтобы получить три экземпляра бесплатно… и сэкономить три пенни. А у нее в трех шагах есть газетный киоск»^[166]. Бенито приходит к выводу, что ни Анжелика, ни Маргарита не могут стать вдохновительницами для человека, собирающегося стать «не таким как все».

Рассказ Рафанелли очень важен,

чтобы понять, какие чувства Балабанова испытывает к Муссолини, а также разобраться, что происходит между этими двумя людьми в первые шесть месяцев сотрудничества в газете. С каждым днем Анжелике становится все яснее: Бенито ее избегает. Он ищет другого конфидента, другую женщину: ему нужна такая, которая разделяла бы его политические и культурные стремления. Среди знакомых ему женщин Сарфатти – самый подходящий вариант. Неслучайно, открывая свою еретическую лабораторию, то есть журнал «Утопия», он подумывает о ней не как о соратнице, а как о новой любовнице. Русская могла бы ему навредить. А венецианка, напротив, очень осведомлена в отношении новых культурных тенденций и критического социалистического мышления. Балабанова – «безродная изгнанница», Сарфатти принадлежит к итальянской буржуазии, «стимулирующему адресату, к которому Муссолини намеревался обратиться»^[167]. Итак, когда 23 ноября 1913 года в киосках появляется «Утопия», Маргарита радуется, что вытеснила свою противницу.

Мария Джудичи хорошо помнит этот период и соперничество между двумя еврейками.

Когда Анжелика Балабанова, разочарованная и возмущенная, порвала с Муссолини, он почти сразу свернул к политике государственного вмешательства, а потом взял курс на фашизм. Маргарита, которая в то же самое время, хотя и по другим причинам, следовала по той же траектории, сблизилась с ним, предоставив в его распоряжение свое обширное и глубокое культурное наследие и стала второй его нимфой Эгерией^[168], очень полезной и выгодной. До тех пор, пока «сильный человек», претерпев другое, гораздо более властное влияние – Гитлера, не начал также (после того, как осудил его) гонение на евреев. Маргарита Грассини-Сарфатти была, как, впрочем, и Балабанова (вот еще одно указание на холодный цинизм Муссолини и его явную неблагодарность), еврейкой, а Маргарита к тому же соблюдала все заповеди^[169].

Эти две женщины будут ненавидеть друг друга до конца своих дней. Даже в их книгах это чувство выражено явно, даже жестко. Русская в своих воспоминаниях говорит мало о сопернице. Она упоминает о ней как о дочери декана венецианского университета, «известной своей дружбой с Муссолини и как его официальный биограф», жене богатого адвоката.

Она не хвасталась своими отношениями с Муссолини, пока последний был бедно одетым «фанатиком революции». Однако после прихода к власти дуче мадам Сарфатти стала ссылаться на них при каждом удобном случае, а ее богатый муж не обижался на сплетни, их окружающие.

В дофашистской Италии муж мадам Сарфатти был объектом бесчисленных карикатур и анекдотов в радикальной прессе. Как член городского совета Милана, он проголосовал за то, чтобы ввести налог на мясо, привезенное в город из окрестных провинций, где цены были ниже. Однажды, когда он вошел в здание городского совета, его остановили официальные лица, которые осмотрели его портфель и обнаружили среди его юридических бумаг несколько фунтов говядины. После этого наши газеты стали называть его «Достопочтенное мясо»^[170].

В мае 1930 года одна русская газета («Последние новости», печаталась во Франции) представляет книгу Сарфатти «Дуче», в которой рассказывается, будто бы в Швейцарии состоялась встреча Ленина и Муссолини, и приводится лестное суждение, якобы высказанное будущим вождем большевиков о дуче. Анжелика протестует, опровергает этот «позор». Она берет ручку и бумагу и пишет пламенное письмо в газету, уточняя, что Ленин никогда не собирался встречаться с Муссолини. Потому что никогда в него не верил.