Я один вижу подсказки 6
Шрифт:
А что будет после? Тьмо сказал, что после мы разойдёмся кто куда. Кто-то покинет школу и отправится в культ, кто-то продолжит обучение, так как им нужно больше людей в школе — идёт наращивание сил. В общем, Культ умеет планировать. Каждый шаг просчитан заранее.
Он говорил, всё говорил, а я не понимал его.
— Прости, Тьмо.
— Да? Что-то хочешь спросить?
— Конечно. Я вот одного не понимаю. Ты говоришь, что эти пауки безумно ценные, рассказываешь, как долго их выращивал. И я понимаю, что ты хочешь
Те возмутились: «Э?»
— Даже понимаю, почему Вею и Мичуру. Отчасти.
Те тоже обиделись — я как бы принизил их способности.
— А я вот тебе зачем? Я же просто носильщик?
Казалось бы, зачем задавать такой тупой вопрос? Однако мне показалось, что он не только не глупый — он очень умный. И чрезвычайно важный.
И Тьмо не подвёл. Этот мерзкий парень и так постоянно пялился на меня, а сейчас в его глазах и вовсе блеснуло что-то странное. Он будто говорил: «Какой же ты дурак». И выдохнул.
А я не люблю себя чувствовать дураком. В любом случае Тьмо сказал:
— Ты ошибаешься.
— И в чём же?
— Ты думаешь, всё это ради Далемира и Леты? — он аж засмеялся из-за этого. — Вся эта миссия была из-за тебя! — он указал на меня пальцем. — На тебя положил глаз сам Патриарх Культа.
— Почему я?
Конечно, понимаю, что я главный герой. Ну, в контексте этого испытания и всё такое. И проблемы должны сами сыпаться мне на голову. И всё же я веду себя предельно аккуратно. Как вообще Патриарх Культа узнал обо мне?
— Ты ведь наследник школы Шивы. Конечно, не ты ему нужен. А в тебе что-то есть, что нужно патриарху.
И тут меня накрыло осознание. Так я всё же спалился? Наивно было полагать, что никто не заметил меня на экзамены. В тот раз, когда появился знак — «?».
Вероятно, заметило так много людей, самых влиятельных. Шпионы уже разнесли эту весть по всем школам, по всем сектам и культам. Теперь, наверное, будет столько проблем, сколько я в жизни не решал.
Что ж… херня случается. В любом случае быть рабом Тьмы — это же не смерть. Какая мне разница, где становиться драконом? Хоть там, хоть там. В доброй школе я добрый, в злобном культе я злой. Мне в принципе везде хорошо.
Почему я так говорю?
Ведь Тьмо, когда говорил, подходил всё ближе. Шаг за шагом. И уже стоял совсем рядом со своей паучихой на руке. Он взял одного из маленьких пауков и сказал:
— Открой-ка свой рот.
Глава 18 — Мичура
Слова Тьмо звучали вызывающе, даже неприлично.
Чего он хочет? Чтобы я открыл рот?
Сейчас я тебе открою, собачий потрох. Желание подняться и врезать ему по тупой голове накатывало волной. Ещё бы — он вывел меня из себя.
Впрочем, цепи удерживали меня — не только физически, но и психологически. Гнев копился, но я понимал: силы неравны.
Ведь между Культом и Школой огромная пропасть в возможностях и развитии. У Школы Горыныча, для таких как я, гораздо больше.
В темноте пещеры мерцала лишь одна лампа, слабо освещая пространство. Тьмо не терял времени. Он выбрал одного из пауков, схватил его и помахал у меня перед глазами.
Я хорошо видел крошечную чёрную вдову. Её глянцевое тело блестело в свете лампы, а тонкие ножки беспомощно перебирали воздух. Паучку явно не нравилось, что его держат вот так — он изо всех сил пытался опуститься на землю.
А вдруг я не умру? У меня ведь два сердца. Могу просто прикинуться рабом Тьмы. Тогда смогу извлекать выгоду с обеих сторон.
— Хорошо.
— Сдался? — усмехнулся Тьмо. Ему это определённо нравилось. Когда всё идёт по его плану, он получает особое удовольствие.
— Выбора всё равно нет, — сказал я, стараясь говорить спокойно. Тем более Всеведущий молчал — ни подсказки, ни намёка. Действовать самому сейчас слишком опасно. Казалось, я иду по самому краю пропасти.
Выбора нет… Я глубоко вдохнул и широко открыл рот.
— Вот какой послушный парень, — усмехнулся Тьмо, приближая руку с пауком к моему лицу.
Мне было обидно. Обидно от мысли, что я вот так просто позволю себя поработить. Ведь раб остаётся рабом, где бы он ни находился.
Быть чьим-то псом на цепи — это не для меня.
Даже понимая, что однажды появится возможность снять эти «оковы», мне всё равно не хотелось мириться с этой ролью.
И вдруг я почувствовал, как паук оказался у меня на языке. Не знаю, что стало причиной: то ли мои мысли, то ли нервы. Бывает же такое.
Но в следующий момент я резко стиснул зубы.
Хруст.
Хитиновый панцирь разлетелся, заполняя рот горьковатой жидкостью. Это было отвратительно. Оно напоминало вкус переспелой вишни или сливы, но вместо сока — густая, вязкая мерзость.
Я продолжал жевать.
Хруст. Хруст.
Снова и снова, пока тельце паука не превратилось в кашицу. Затем я спокойно выплюнул всё это прямо на ноги Тьмо.
— Ну и мерзость. Я точно не хочу быть рабом.
Вокруг повисла оглушительная тишина. Никто не произнёс ни слова. Казалось, никто даже не понял, что только что произошло.
Далемир, лежавший рядом, открыл рот. Его взгляд кричал: «А что? Так можно было?!» Ведь он уже смирился с тем, что станет рабом. Ну не помирать же тут.
Елох сорвался на крик:
— Ты придурок!
Если бы не Тьмо, стоявший неподалёку, Елох наверняка подошёл бы и избил меня. У остальных были схожие реакции. Лета, Вея и Мичури смотрели на меня с одинаковым выражением непонимания, даже страха.