Я пас в СССР! 2

Alchy

Сейчас, по причине зимы, тренировок и выездов не было, но пацаны без дела не сидели. Желающих покататься было много, а вот техники — мало, поэтому нашли изящное решение, нашедшее самый горячий отклик и участие у сельской рукастой молодежи. Это же надо додуматься — переделать обычные мотоциклы под спортивные модели! Но, отдавая должное талантам, получалось весьма неплохо: пацаны даже самый распространенный и неприхотливый в стране мотоцикл «Минск», ласково называемый в народе «козлом», ухитрились переделать под спортивный! Смотрелось весьма и весьма неплохо, не знаю что там с ТТХ, но с виду — типичный спортивный мотоцикл получился, с задранными задними и передними амортизаторами, маленькими крыльями и укороченным сиденьем. Ну, на этих

самоделках не на соревнованиях выступать, а для обучения азам мотокросса — почему бы и нет.

Вот и сейчас, на дворе время ближе к полуночи, видеодвойка давно под замком в офисе Равиля, а парни и не думают расходиться. Кто увлеченно спорит, а большинство заняты делом — мотоцикл сам себя не модернезирует, надо руки приложить. Чувствую, что по весне, как сезон откроется — за достраивающимся клубом, где устроили трассу — будет висеть несмолкающий рев моторов. Дай волю и не утаскивай видеомагнитофон в офис — пацаны здесь сутками бы торчали, но ближе к одиннадцати Равиль закрывал избушку на клюшку и разгонял всех по домам. Всё-таки и жильцы над головой двухэтажного дома, и статус военно-патриотического клуба не стоило опускать, превращая секцию в ночной клуб.

А то и в притон, я-то нашу молодежь знаю, особенно тех, что постарше. Оставь их без присмотра взрослых ответственных людей, вроде Равиля и его товарищей с боевым прошлым, в отапливаемом помещении зимой, да ещё и с девчонками (вот да, девчонки в секции мотокросса были не просто частыми гостями, в первую очередь из-за киносеансов, но постепенно прониклись атмосферой и стали принимать непосредственное участие в делах кружка, так что и гонять по весне будут наравне с парнями, чему ничуть не удивлюсь) — тут же сообразят, где найти горячительных напитков. Магнитофон есть, помимо видика, чем тебе не дискотека! Вот во избежание подобных эксцессов часы работы секции были точно обозначены — с шестнадцати ноль-ноль до одиннадцати по будням, с двенадцати и до одиннадцати по выходным — и безукоризненно соблюдались. И так среди жильцов были недовольные таким соседством, но это уже человеческий фактор, порой кажется, что и на необитаемом острове найдется такой сосед беспокойный, вечно чем-нибудь недовольный…

А уже перед сном, поймав на транзисторном приемнике прибалтийского производства «Голос Америки», снова послушал, что вот уже полтора месяца вещает вражеская пропаганда о беспорядках в Казахстане. Ведь вроде всё рассказал отцам-командирам, что знал об этом, но что-то пошло не так! Тут или в наше время не всю правду рассказывали, преуменьшая масштабы, или зарубежные журналисты преувеличивали, или всё вместе, но события явно выходили за рамки скупых строчек в википедии. Февраль месяц, а там чуть ли не боевые действия, с привлечением армейских частей. Специально ведь заострял внимание на том, как растаскивали под шумок склады оружейные в преддверии и во время локальных конфликтов, как потом вооружение времен СССР наши «уважаемые партнеры» по ОДКБ и ШОС хохлам не особо скрываясь перепродавали. Но вот про Казахстан я такого совсем не слышал, неужели творчески переосмыслили информацию и сыграли на опережение? По своим закромам прибрав стрелковку и военно-патриотическое движение при непосредственном участии бывших воинов-интернационалистов по всей стране распространилось. Мало того, несмотря на цензуру, народ — в курсе, пусть и не в деталях, но общее положение знают.

Вот с этой цензурой пресловутой Союз и погорел в том числе, чего только не рассказывают. И про расхищение военных складов со стрелковым оружием, и про общевойсковую операцию по приведению к покорности взбунтовавшихся казахов с тысячными жертвами с обеих сторон, такие подробности рассказывали в селе, что только диву оставалось даваться. Впрочем, западные журналисты отжигали ничуть не хуже деревенских бабок, с такими леденящими душу подробностями, что сразу становилось ясно — эту информацию, как и деревенские слухи, можно смело делить на десять.

Я

уже и к Равилю подкатывал, попросив разъяснить, что там случилось, на что он мне традиционно посоветовал не забивать голову тем, что меня напрямую не касается. И обмолвился, что всё под контролем: «Наши там работают, Вань, нормально всё!» Чего нормального, интересно? Как бы не получилось, что я своей инсайдерской информацией не взрастил нового монстра, который и цеховиков с преступным миром сожрет не подавившись, и демократов переиграет. Военные, они ведь могут «цифровой гулаг», о котором я рассказывал, устроить гораздо раньше того, как это станет модной теорией конспирологической. Только что по причине отсутствия информационных технологий и компьютеров, из цифрового в нем будут разве что многозначные числа на груди телогреек контингента…

Глава 2

Глава 2.

Весна 1987 г.

Наступила весна, и мне стало не до прослушивания «Голоса Америки» по ночам: учеба отнимала слишком много времен. И если с точными науками у меня всё было хорошо, то вот с доселе любимыми гуманитарными предметами, по которым я даже с домашними заданиями не заморачивался, возникла проблема. Обычно мне хватало эрудированности и начитанности, чтоб выплыть на уроке во время ответа у доски, даже не заглядывая до этого в учебник. Обычно в самом начале сентября, получив учебники в библиотеке, прочитывал историю, географию и литературу, и этого хватало до конца года. Да и учителя не доставали, будучи уверенными в том, что я с предметом знаком и зачастую — даже сверх школьной программы.

А тут что опять пошло не так, и если с русалкой у нас было всё сложно (по русскому языку у неё ко мне претензий почти не было, а вот с литературой (официальной, с тем, что было написано в учебнике) — дело доходило и до горячих дискуссий, и даже до двоек), то с историком сразу начались контры. Окончательно убедился, что история не наука, а, скорее, беллетристика в угоду конъюнктуре господствующей в обществе идеологии. Светлая мысль не умничать пришла в мою голову только после Нового года, когда отношения с педагогом были испорченны окончательно. Сидели мы с Леной у историка на первой парте, и была у него неприятная особенность — брызгать слюной, когда начинал орать, войдя в раж. А сатанел он сразу при виде меня, не заладилось как-то, не оценил мою трактовку событий новой истории, весьма политкорректную, надо сказать, но ему почему-то не понравилось…

В эти минуты я раскрывал учебник, придвигался ближе к соседке по парте и прикрывал нас многострадальным томиком, изредка комментируя: «Брызговики носите, Михаил Иванович!», вызывая гомерический хохот у всего класса. К счастью, продолжалось это обычно недолго и заканчивалось тем, что он выгонял меня из класса. Конфронтация и силовое решение конфликта историку — с вызовом мамы к директору школы — ничего не дала. Директриса как раз и была русалкой, то бишь — учительницей русского языка и литературы. Она любила поэзию Серебряного века, и зуб даю — читала то, что пока ещё было запрещено, но уже понемногу начало становиться достоянием если не широкой общественности, так узкий круг ценителей уже мог вкусить доселе запретных плодов.

Лариса Максимовна, узнав что я читал многое из того, что ещё даже не опубликовавалось, прониклась ко мне самыми теплыми чувствами. Обсудили с ней «Жизнь и судьбу» Гроссмана (его как раз в каком-то журнале начали публиковать, «Собачье сердце» и «Дни Турбиных» Булгакова, после чего она практически умоляющим тоном попросила:

— Иван, ты молодец, конечно, что многое читаешь, но прошу тебя — на уроках давай в рамках школьной программы! Белинского тоже почитай, его точку зрения на русскую литературу! У нас в конце года открытые уроки запланированы, из районо люди приедут, ты уж тогда молчи лучше! Ну вот как можно в восьмом классе не знать, чем отличалось положение Пушкина и Лермонтова?