Я побит – начну сначала! Дневники
Шрифт:
Что ж, вполне интересно, если прочитается, а прочитается, если сыграю финал.
02.06.81 г
Вчера закончил роль в «Доходном месте». (Будет пересъемка.)
06.06.81 г
Еду в Ленинград. Вчера отснялся в большой сцене в «Душе», не знаю – пока очень нравится. И Ротару нравится, и Боярскому. Очень важно, наверно, поговорить со Стефановичем. Волнуюсь – не вызывают на «Тома Сойера». Предложили две хорошие роли. Гаузнер в чудном сценарии «Куда
Мара Микаэлян хвалит. Но это почему-то ни в чем не убеждает. Как там мой генерал?
Очень много суеты, очень много хлопочу за всех, занимаюсь почему-то с дочерью Куравлева и т. д.
И странное внутри меня смятение.
13.06.81 г. Суббота
Закончил цикл сцен у Стефановича. Очень интересно посмотреть, что получилось. Любопытно, что у Мары Микаэлян? Что с Томом Сойером?
15.06.81 г. Понедельник
Хотелось бы попробовать написать песню для «Души» Стефановича. Если это будет точно и будет понятно, что актриса выходит на новое, то роль будет уже измеряться общественным явлением.
У песни должны быть два исполнителя: Они и Она, новое и вечное, молодежь и Мастер. Жизнь – это гибель, рождение и смерть; не родиться, чтобы умереть, а умереть, чтобы возродиться. Это оптимистическая и трагическая песня, это цветаевская песня. Тут и сила, и слабость (женская). А потом в финальном роке – единство их и ее. Боевое единство, ибо единство – это борьба, а не благое пожелание. Нужна крылатость, сердечность, очень лично, просто и ясно.
Тем сколько угодно. 1. «Полжизни за такую жизнь и отдает поэт полжизни»! 2. Я все отдам за миг победы! 3. Нет! Я не буду петь, а буду спорить (сегодня я не буду петь, я буду спорить, я буду плакать, говорить, кричать… и там, где я спою о смерти, сегодня я действительно умру!).
Может быть, предложить Цветаеву: «А сколько их упало в эту бездну, разверстую в дали, настанет день и я исчезну с поверхности земли…»
О чувстве меры говорят почему-то тогда, когда чего-то много. И получается, что чувство меры – это поменьше. Чувство меры – это именно чувство соразмерности, это и больше и меньше, как необходимо.
16.06.81 г
Написал записку в ЦК о детском кино, отдал Львовскому, он Грамматикову (!), тот Хмелику. Хмелик составил 9 пунктов (ха!) и не написал, что детское кино скатилось вниз. Тогда о чем разговор?
Предательство! Так предал актеров на съезде кинематографистов Караганов – умело и по обоюдной дружбе: с актерами и Госкино СССР.
Так продали детское кино.
Они не верят ни во что. Им это все кажется уже неодолимым. Оно, конечно, не так уж это одолимо, но много можно сделать, если захотеть. Хотя и трудно. Очень, наверно, трудно. Но ведь надо.
У меня растет убеждение, что все это надо игнорировать! Надо играть и ставить. Ставить и играть. И боле ничего. Третье – писать. И более вообще ничем не заниматься.
21.06.81
«Так как сфера нравственности есть по преимуществу сфера практическая, а практическая сфера образуется преимущественно из взаимных отношений людей друг к другу, то здесь-то, в этих отношениях, и больше нигде, должно искать пример нравственного и безнравственного человека, а не в том, как человек рассуждает о нравственности или какой системы, какого учения и какой категории нравственности держится» (В.Белинский).
Очень хороший поворот. Мысль очень интересна и в обратном построении: независимо от той системы или какого учения и категории нравственности или безнравственности надо искать во взаимоотношениях людей друг к другу, ибо тут образуется практическая сфера, а сфера нравственности – это не теория, а практика. (Или: ибо сфера нравственности – это практика.)
Переписал записку о детском кино, в ней 13 страниц, а смысл так и не выражен, много непонятных фраз. Как я собираюсь писать, когда не могу написать официальной записки!
Надо составить план двух «Спор-клубов»: дискотека (Полунин + «Машина времени») и о комсомольской работе.
Кстати, на передаче надо поговорить о дискотеке. Танец бытовой или сценический несет в себе искусство. Только танцы – искусство для себя. Это более искусство в массы. Если подсчитать танцующих – это многомиллионные массы. Не надо принижать танцплощадку, «танцульки» (место встреч). А народные хороводы? Отчего они были массовые? Да уединяться было нельзя – вот отчего.
Бредово излагаю.
Танец всегда нес в себе искусство. Это способ молчания. Многозначительность в системе отношений. Танец – намек отношений. В танце – пластический идеал, более интимное знакомство. Но сегодня искусство сопровождается подделкой. Танцуют часто так, что зритель уходит из кино, плюется, говорит «халтура».
(Еще больший бред. Что со мной?!)
25.06.81 г. Четверг
Там на репетиции надо точно выяснить, что писать?
1. О комсомольской работе: тема липовая, неприятная, заранее лживая. Но мы говорим с комсомольскими работниками – пусть это все будет ихлипой.
Этот профессор из Ленинграда будет спрашивать, есть ли формализм в комсомольской работе?
Учителя обрисуют «обыкновенную историю» пылких идеалистов, приехавших в сельскую школу.
В чем моя позиция? Я что, приведу им в пример мое комсомольское время? Фи-фи-фи!
Тут вся проблема!
(Хоть бы пару идей, с которыми я выхожу, а то ни одной!)
Я в пьесах М. Шатрова [63] играл зам. секретаря. А потом Игоря – «Что для меня комсомол? 20 копеек!» – аплодисменты в зрительном зале. Интонация аплодисментов (а бывает и интонация) – негодование по этому поводу.
63
«Чистые руки», «Место в жизни» (МТЮЗ).