Я - попал
Шрифт:
– Как-то не убедили. Я всё равно желаю атаковать город. И уж поверьте. Разрушений будет гораздо больше, чем вы можете себе представить в самых ужасных подробностях. Я вообще хочу полностью уничтожить город.
Тут я лгал, но мне было интересно, почему поляки так задёргались.
– И всё же я хотел бы вас отговорить от исполнения такого решения.
– Ну-у… – протянул я. – Прямого приказа у меня атаковать Варшаву нет, это моё личное решение… Может быть и передумаю.
Скрытый смысл в моих словах тот уловил сразу, мол, давай, убеждай меня, тогда и получишь сладкое. То есть, то что хочешь, отсутствие штурма города. Репутацию за последнее время я успел создать себе просто великолепную, так что немцы меня боялись, очень сильно боялись, и как сейчас стало ясно, предпочли договориться. Наши ушлого дельца, офицер тут как официальный представитель власти, и вот убеждают. Причём,
Однако ушлый делец начал юлить, говоря о бедностях варшавян, ну и остальную такую пургу гнать.
– Да что вы говорите? Поляки известные ювелиры… А у меня дом разваливается, новый купить не на что, детей кормить нечем, на море не свозишь, – завздыхал я.
Тут пришлось так подставляться, поляк видимо считал, что советские люди вот так взятки не берут, видимо не с теми общался. А я беру, мне по фигу. Делец сразу оживился, и спросил, доставая из портфеля, что держал при себе, дорогую коробочку, оббитую красным бархатом:
– Как насчёт взять маленький презент? Одно из самых дорогих и совершенных ювелирных изделий, диадема ювелира Франка.
– Это мне ничего не говорит, – с безразличием пожал я плечами. – Вот золото мне интересно. Давайте, доставайте все, что у вас есть в портфеле. Он явно тяжёлый, и там многое у вас сохранено.
Не сразу, но убедить, в основном угрозами прервать переговоры, показать содержимое портфеля, я смог. Да уж, четыре килограммовых золотых слитка, с десяток явно дорогих ювелирных украшений, все в упаковках, думаю, тут солидно набирается. В общем, я категоричным тоном заявил, или я всё забираю, или иду в Варшаву. А если мне передадут всё это, то Варшаву атаковать я не буду, но только её. Пусть мэрия других польских городков сама откупается. Тот внял мне, с горестным видом спросил:
– А как мне убедить начальство, что вы сдержите слово?
– Слово офицера для вас подойдёт? Если нет, готов написать расписку.
– Хотелось бы получить то и другое.
– Хорошо.
Я дал слово офицера, что до конца войны не буду участвовать в штурме Варшавы, как и моё подразделение, другие советские офицеры мне не подвластны, и говорил я тут только за себя и своих подчинённых. Потом расписку написал, листок из моего блокнота был. При этом я попросил дельца написать расписку за что я получил подарок, а офицер, что стоял с ним, во второй раз подписался. Как свидетель. Расписка по моей просьбе была на немецком языке. После этого прихватив портфель, мне его вместе с дарами отдали, держа его в одной руке, а во второй тот же платок, я направился обратно. Дошёл благополучно, хотя казалось, что в спину вот-вот прилетит пуля. Забравшись в танк, бросил портфель на место механика-водителя, и стал разворачивать танки. Несмотря на то, что до перекрёстка нужно было проехать всего несколько километров, я всё же дал общение в расписке, что вперёд к Варшаве не пойду. А до перекрёстка мою дорогу можно определить именно как движение вперёд, получается, я нарушу договор. Я понимаю, что расписка это филькина грамота, ржу не магу, но всё равно стоит себя держать в рамках приличия. Летуны не понимали, что происходит, почему танки на месте разворачиваются, им пришлось последовать общему примеру, и на ходу колонна, перестроившись привычным порядком, стала возвращаться к позициям уничтоженного батальона. К нужному мне аэродрому, что находился возле города Радом, и другие пути найдутся. Сейчас километров пятнадцать проедем, и повернём.
Двигались мы на максимальной скорости, что мог выдавать японец. Нет, надо было изобразить его потеряю при штурме
– Что это за встреча с немцами была?
– Извините. Рассказать не могу… сразу… смех душит, – всхлипнув от смеха, сказал я, после чего пояснил, сразу же заинтересовавшимся лётчикам. – Те немцы и поляки, что руководят Варшавой, с чего-то решили, что я собрался взять штурмом город. Слухи о том, что мой отряд невозможно уничтожить, немцы не раз пытались, уже вовсю гуляет по тылам. Мне уже дали кодовое наименование, «Феникс». Так вот, они решили со мной договориться, и выслали своего человека, откупиться от меня, предложить драгоценности, чтобы в Варшаву я не ходил. И знаете, что самое главное?
Я осмотрел летунов, которые внимательно слушали, у некоторых мелькали усмешки, но молчали все, пришлось продолжить:
– А самое забавное в том, что в Варшаву я и не собирался идти. Нам нужно было проехать три километра и повернуть на город Радом, у которого и находится нужный нам аэродром. Но немцы так перетрусили, что были готовы на всё, и отдали мне целый портфель разных драгоценностей и золотых слитков. Даже пришлось расписку написать, что воевать в Варшаву я не пойду. Да и не приближусь к ней. Вместе с распиской я дал слово офицера, сделать именно так. Они моей шутки не поняли, что в Союзе офицеров нет.
Весь комизм ситуации летуны поняли и, посмеялись. Мы ещё некоторое время мусолили эту тему, после чего я сказал Тарасову:
– Отправлю вас к нашим, портфель со всем содержимым заберёте с собой. Так как добыл их я, то сам решу куда потратить. Я танкист, вот на закупку оборудования для производства бронетехники и желаю потратить эту добычу. Или как тот делец сказал, презента. Нужно опись ценностей сделать, с росписями всех присутствующих, ну и назначить ответственного за хранение и передачи в Госхран.
– Этим мой зам займётся, – положив руку на плечо своего бомбардира, сказал Тарасов. – Сейчас этим займёмся, или чуть позже?
– Пока засветло и этот гад в небе, лучше сейчас. Как стемнеет, двинем дальше без этого соглядатая.
– Хорошо.
Я сходил к тяжу и, достав портфель, а также газету с моим фото в момент пленения, показал последнюю. Газета пошла по рукам, а я описал, как там и что происходило, и как танк смог уничтожить, активировав это самоуничтожение. Ну и пока шло обсуждение, мы пересчитали и сделали опись драгоценностей. И всё, за портфель теперь отвечал бомбардир. Ну а я органам советской власти написал, мол, такой-то и такой-то, прошу направить эти средства на производство танков. Куда именно, сами пусть решат. Свою волю я изъявил. Уж стемнело, когда мы закончили, я как-то упустил тот факт, что газета ко мне уже не вернулась, но решив, что ту пустили в дело, махнул рукой, а колонна наша уже шустро двигалась к нужному городу.
Глава 22.
«Кто не был на войне, не имеет права говорить о ней». М. Дитрих.
Добрались нормально, японец выжимал из своего движка всё что можно, но доехали часам к двум ночи. Попытки остановить предпринимались, даже была одна особо отчаянная, перед нами взорвали мост. А вот так, под дозорным танком взлетел мост, отчего мой немец рухнул воду, получив такие повреждения, что я его потерял по сути. Ну да, тот в магазин вернулся. Знал бы, японца впереди гнал, чтобы потерять его и иметь более высокую скорость. А вообще по дороге не один раз пришлось открывать огонь. Хорошо летуны в конце, в основном только слышат пальбу. А потом проезжают мимо горевшей техники противника, или строений, это если какой мелкий населённый пункт проезжали. Да, там до пожаров часто дело доходило. Немцы дома как доты использовали. Мост взорвали, но я тогда на карте брод нашёл, на тактической, и мы туда направились. В этот раз ошибку я не совершил, впереди японец шёл, а немец замыкал. А что, я его снова купил, всё равно летуны не видели как тот погиб, вот и солгал, что обошлось, мост перед дозором рванули. Обидно, но японца я потерял перед нужным городом, и тот весь путь замедлял нас. Покупать новый не стал, потерял и потерял. Хм, а следующий вид японской ветки ведь тоже тихоход.