Я послал тебе бересту
Шрифт:
Все это, конечно, очень интересно. И нужно надеяться, что Яков не остался без овса. Однако самое интересное содержится в той фразе, которую мы сознательно пропустили при изложении письма Якова. Яков пишет Максиму: «Пришли мне чтения доброго». Ему нужна интересная книга. Здесь не может подразумеваться книга богослужебная. Если бы Якову нужна была книга для церковной службы, он точно назвал бы ее, потому что выбор таких книг был строго регламентирован.
Якову нужно какое-то занимательное чтение. Может быть, летопись. Или воинская повесть. Или переводная повесть. Или житие какого-нибудь военного святого, которое для средневекового читателя было тем, чем для современного — приключенческие
Впервые из этого письма мы убедились, что грамотность, широко распространенная в Новгороде, развивала у некоторых людей вкус и охоту к чтению. И, между прочим, познакомились с результатами этого привлекательного процесса. Письмо Якова написано свободно, живым, не связанным языком, принадлежащим человеку интеллигентному. Но это письмо важно и для характеристики нашего Максима. Человек, который мог выбрать для своего друга интересную книгу, несомненно, должен был располагать библиотекой таких интересных книг. А это незаурядная деталь. Кроме того, он, наверное, был неплохим человеком, если друзья не стесняются нагружать его поручениями.
А вот еще одно письмо к Максиму — грамота № 272. Его автор далеко не так благодушен, как Яков. Напротив, он раздражен. И не без причины. Почитаем, что он пишет:
«От Савлия ко Максиму. Како стоя, пришли конь. Цему мя еси погубил в другы ряд? Рать ударила подо Копорию… А без другого коня живот пометал, а иное розронял. А ноне пришли… Полохе ли буде на одинамо коне — не дома… ни дровна, ни матери послати на цем. А… ти… а с мною».
Письмо дошло в обрывке, но смысл его целиком понятен: «От Савелия к Максиму. Как договаривались, пришли мне второго коня. Ну зачем ты во второй раз подверг меня такой опасности!? Рать ударила под Копорьем… А я, не имея второго коня, имущество побросал, а часть его растерял. А теперь пришли… Очень плохо мне с одним конем — ни дома… ни дров привезти, ни матери послать не на чем… А со мною…».
Капорье — новгородская крепость неподалеку от побережья Финского залива. Этот пункт не трудно найти и на современной карте. Сражения около Копорья происходили часто, в том числе и в XIV веке. Там новгородцы могли драться и с немцами из Прибалтики, и со шведами из-под Выборга. Правда, в годы, которым соответствуют напластования восьмого яруса, никаких сообщений о битвах под Копорьем нет. Однако наше внимание должно привлечь летописное сообщение 1377 года о том, что новгородские «люди молодые» ходили воевать к «немецкому городку на Овле». Этот городок находился в «Каянской земле», «на море Окияне», и, следовательно, у Новгорода тогда было столкновение со шведами. Может быть, именно тогда я ударила под Копорье рать, чуть не погубившая Савелия.
По тону письма видно, что Савелий не был воином. Он, связанный какими-то отношениями с Максимом, жил под Копорьем, оказался в полосе военных действий и едва унес оттуда ноги, в чем склонен обвинять Максима. Если бы тот, как обещался, дал бы ему еще одну лошадь, то Савелий смог бы на двух лошадях увезти из дома все ценное имущество. И вообще вторая лошадь очень нужна ему в хозяйстве. Без нее, как без рук: ни дров привезти, ни к матери послать…
Савелий ведет счет обидам, виновником которых оказался Максим. Он пишет, что тот уже вторично «погубил» Савелия. И начинает свое письмо в высшей степени невежливо. Обратили внимание, что в нем отсутствует слово «поклон»? Раздраженному Савелию не до церемоний.
И вот еще обрывок грамоты № 279, найденный на усадьбе «Е» в восьмом ярусе: «Поклон от старосте от Михале и от всех Пашезерчев к сотьскым, к Максиму, и ко Онании, и к Къст…».
Пашезерцы,
Сотские в Новгороде были важными персонами. Они ведали сбором государственных доходов и играли существенную роль в суде. Кое-что о них известно из летописи, а кое-что сообщили и берестяные грамоты. Всего в Новгороде было одновременно десять сотских. И наш Максим назван первым из этого десятка.
Пять берестяных грамот близко познакомили нас с владельцем усадьбы «Е» Максимом. Феодал, отдающий распоряжения сельскому старосте, владелец библиотеки, обладатель должности и титула сотского, человек, покупающий для своего кума и друга овес, виновник разорения Савелия, отец семейства (помните — «Поклон от Ларьяна ко свату моему Максиму»? Сватами могут быть только отцы взрослых детей). Что еще можно сказать о Максиме?
Выйдем за ворота его усадьбы, пересечем перекресток Великой, и Козмодемьянской улиц и войдем, как тысячу раз входил сам Максим, во двор его соседей, на усадьбу «И», которая — напомню — принадлежала посадничьему роду Онцифоровичей. Нет ли у них каких-нибудь вестей о Максиме?
Есть! Вот письмо, написанное его рукой. Посмотрите, так же нацарапано «от», те же «м», «ы», «д», «с», «к», что и в письме Максима старосте. Все буквы в обеих грамотах написаны, несомненно, одним человеком. Да и в слове «Максим» он делает ту же ошибку: «…от Маскима». Это найденная еще в 1955 году на усадьбе «И» в слоях середины XIV века грамота № 177: «Поклоно от Маскима ко попу. Дай ключи Фоми. А ты пошли Григорию Онефимова, чтоб… добиш… ат… е Фоме».
Вот он и попом командует! Новый штрих к его характеристике.
Что ж! Единственная грамота от Максима на соседней усадьбе особой погоды не делает. Ребятишки в древности могли затащить. Или поп зашел в гости к Юрию Онцифоровичу и выбросил полученное от Юрьева соседа и уже прочитанное письмо.
Но вот еще один документ — берестяная грамота № 370. Она найдена на усадьбе «И» в восьмом или девятом ярусе, то есть написали ее в те же годы, когда Якову захотелось развлечься интересной книжкой, а Савелий удирал на единственном коне из-под Копорья. Написали ее крестьяне-сироты, и содержит она слезные жалобы, о которых уже рассказано подробно в другом месте. Нашли ее при раскопках 1959 года. И замечательна она сейчас для нас тем, что начинается словами: «Поклон ко Юрью и к Максиму от всех сирот…».
Сироты писали не очень грамотно. Их письмо изобилует ошибками. Вот и вместо «Максиму» они написали «Миксиму». Но что это за Максим? Наш ли знакомый? Или его тезка, случайно оказавшийся в компании с Юрием?
Связь этого Максима с усадьбой «И» и Юрием Онцифоровичем дает возможность установить самым конкретным образом их взаимоотношения. Вот что рассказывает летопись под 1376 годом. Зимой в начале года новгородский архиепископ Алексей решил отказаться от своего высокого сана и удалился в один из монастырей под Новгородом, предоставив новгородцам поступать, как им заблагорассудится. Мы не знаем, что заставило обидеться владыку Алексея, но обиделся он, по-видимому, всерьез. Новгородцы «в скорби великой» гадали так и эдак, а потом надумали отправить послов к московскому митрополиту, чтобы и он включился в уговоры закапризничавшего архиепископа. Послы привезли Алексею митрополичье благословение, и тот вернулся в свой сан. И «рады были новгородцы своему владыке». В этом эпизоде для нас особый интерес представляют имена ездивших в Москву новгородских послов. Это были архимандрит Савва и «Максим Онцифорович с другими боярами».