Я — посланник
Шрифт:
— А где их взять? И потом, кто его потащит? Он же тонну весит, не меньше! Тут кран нужен!
— Не, экскаватор!
Народ изощряется в остротах. Оскорбительно, не оскорбительно — им реально пофиг. Только попадись на язык — и все, пиши пропало. Вес, рост, запах — все твои характеристики обрисуют в подробностях, и плевать им, в гробу ты лежишь или на санитарных носилках.
Последним я слышу голос Мерва, который вещает:
— Ха, этот парень умеет поставить жирную точку в споре, ха-ха-ха!
Мерву
А мне — нет. Я чувствую себя ужасно. Меня гложет ощущение вины.
Не знаю, как для них, а для меня матч закончен.
И тут выясняется, что матч-то, может, и закончился, зато началось кое-что другое.
Я подхожу к дереву, под которым оставил Швейцара. И обнаруживаю, что собаки под ним нет.
Боже, как же мне становится страшно!
2
Двадцать долларов за собаку!
И вот я стою и тупо поворачиваюсь вокруг своей оси, пытаясь высмотреть пса и того мальчишку.
За стадионом тянется небольшой овраг, и спасательно-поисковая экспедиция в моем лице направляется туда. Я бегу как можно быстрее — а в моем состоянии это совсем небыстро, увы, — позабыв про матч и вообще про все. А пока бегу, краем глаза замечаю девушку с соломенного цвета волосами — Одри.
— Швейцар! — ору я на бегу. — Пропал!
И понимаю, что жить не могу без этой псины.
Некоторое время она бежит рядом, потом меняет направление поиска.
В овражке никого.
Вылезаю и осматриваю огромный травяной лоскут стадиона.
Игра продолжается, болельщики надрывают глотку — где-то далеко-далеко, за тысячу миль от меня.
— Ну? — это снова Одри.
Она сбегала до самого конца оврага.
— Никого.
Мы останавливаемся.
Спокойствие, только спокойствие.
А что еще мне остается делать?!
Тут я оборачиваюсь к дереву, под которым оставлял Швейцара, и вижу: вон они! Псинка моя и мальчишечка спокойненько шествуют обратно! У мальчика в руках стакан с газировкой и здоровенный леденец. А сзади идет кто-то третий.
Этот кто-то смотрит на меня.
Женщина, хотя какая женщина — девчонка.
Завидев мои налитые кровью глаза, она быстро наклоняется и хватает детку за руку. Выдает ему что-то, шепчет на ушко и исчезает, моментально растворяясь в толпе.
— Это следующая карта! — ору я и припускаю в их сторону.
Так быстро мне никогда бегать не приходилось!
Добежав, понимаю — ага, точно. У мальчишки в руке игральная карта, но я не могу
Но женщина исчезла.
Как сквозь землю провалилась.
А я стою у боковой линии футбольного поля, пытаясь отдышаться.
Можно, конечно, попытаться отыскать ее, — но смысл? Она исчезла, а мне нужно получить свою карту. Мальчишечка уже, наверное, порвал ее на мелкие кусочки — ребенок, что с него возьмешь…
Но, к счастью, когда я возвращаюсь к мальчику, карта еще цела. Детка держит ее — и очень цепко. И похоже, не собирается с ней расставаться.
Интуиция — в который раз — меня не подводит.
— Нет! — взвякивает ребеночек.
— Так. — Вот только этого не хватало! — Отдай мне карту, малыш!
— Ни за что! — Детка явно пытается зареветь, причем неостановимо.
— А что тебе сказала та тетя?
— Она сказала, — пищит дитя, вытирая крупные слезы, — что карта принадлежит хозяину этой собаки!
— Так это ж я!
— Не-е-е! — взвывает мальчишечка. — Это я! Это моя собачка!
«Господи! Я согласен на Дэрила, Кейта и ежедневные драки с малолетками! — воссылаю я тщетные мольбы. — Но избавь меня от этого чудесного дитяти!»
Мальчишечка и не думает сдаваться.
— Хорошо, — решаю я пойти в обход. — Я дам тебе десять долларов за пса и за карту.
Ребеночек оказывается не таким уж и глупым:
— Двадцать!
Сказать, что я расстроен, ничего не сказать. Приходится попросить у Одри взаймы. Я беру у нее двадцатку и говорю:
— Потом отдам.
— Не проблема.
Выдаю детке двадцать долларов и получаю Швейцара и карту.
— Очень приятно было с вами пообщаться. — Мальчик явно вне себя от счастья.
Я хочу его придушить, но приходится сдерживаться.
По правде говоря, я ожидал карту другой масти.
— Пики, — показываю туза Одри.
Она наклоняется. Волосы почти касаются моего лица. Швейцар смирно стоит рядом.
— А ты? — обвиняюще тычу я пальцем. — Куда тебя понесло?
«Ладно, ладно, больше не буду», — примирительно отвечает он и вдруг начинает отчаянно кашлять.
Ну конечно. Из пасти вылетает здоровенный кусок лакричной конфеты, а в глазах бегущей строкой отображается: «Прости меня, хозяин».
— Будешь знать, как жрать что попало, — зло отчитываю я Швейцара.
Он демонстративно отворачивается.
— Он подавился? С ним ничего не случится? — спрашивает Одри.
Мы идем рядом.
— Да нет, что с ним может случиться. Этот проглот еще меня переживет.