Я — посланник
Шрифт:
Я ворчу, конечно, но про себя облегченно улыбаюсь.
3
Пиковый интерес
Похоже, победа осталась за нами. Во всяком случае, Мерв устраивает большую вечеринку у себя дома. Марв звонит и требует немедленно прийти: мол, парни сказали, что Эд Кеннеди — лучший игрок,
— Эд, ты должен прийти. Должен, и все.
Ну что ж, я иду.
И снова я захожу к Одри — и опять ее нет дома. Видимо, пошла куда-то с бойфрендом. К Мерву идти мне расхотелось, но я собрался с силами и все-таки пошел.
Естественно, никто даже не смотрит в мою сторону.
Никто со мной не заговаривает.
Я и Марва не смог найти, он меня сам потом нашел — на крыльце.
— Ты молодчина! Как чувствуешь себя?
Я смотрю на него и отвечаю:
— Лучше всех.
За спиной шумят и горланят пьяные гости, а в спальне за окном кто-то занимается тем, чем обычно занимаются в спальнях.
А мы все сидим на крылечке. Марв рассказывает, что случилось после того, как я ушел с поля. Спрашивает, куда подевался. А я говорю, что мне плохо стало и ноги не держали, — пришлось выйти из игры. Потом мы долго говорим о моем героическом столкновении с бегемотным Мими.
— Ну это было прям ваще! — доверительно сообщает Марв.
— Да ладно тебе, ничего особенного, — говорю я, пытаясь проглотить острое чувство вины, упрямо застревающее в горле.
На самом деле мне жалко Мими — кем бы он ни был. Или ни была. Короче, все равно жалко.
Побеседовав таким образом минут десять, я соображаю, что Марву, наверное, хочется пойти к остальным.
Пальцы нащупывают в кармане новую карту.
Пиковый туз.
Я всматриваюсь в темнеющую пустоту вечерней улицы — там может таиться все, что угодно. Будущее восхитительно неизвестно, и я счастлив.
— Что? Что ты скалишься, малыш?
Ага, «малыш», вспоминаю я жуткую официантку, и мы оба смеемся.
— Нет, правда, — упирается Марв. — Над чем смеялся, Эд?
— Пора. Мне пора идти, Марв, — поднимаюсь я и спускаюсь вниз по ступенькам. — Извини. Но мне надо идти. Чтобы не остаться при пиковом интересе. Пока, дружище.
Я чувствую себя неловко. Последние несколько дней Марв от меня только и слышит: «Извини, у меня дела, пока, до скорого». Впрочем, сегодня мой друг не в обиде. Мне кажется, до Марва наконец дошло: то, что важно для него, не обязательно важно и для меня.
— Пока, Эд, — говорит он, и по голосу моего друга я понимаю: он тоже счастлив.
Ночь темна, но прекрасна, и я иду домой. Под мигающим фонарем мне приходит в голову остановиться и снова посмотреть на пиковый туз. Я уже несколько раз вынимал и рассматривал его —
На карте написаны три имени.
Грэм Грин
Моррис Уэст
Сильвия Плат
Имена мне знакомы, правда непонятно откуда. Это явно не мои друзья, хотя я слышал об этих людях. Совершенно точно. Придя домой, я раскрываю телефонный справочник и нахожу пару Гринов и несколько Уэстов. Однако инициалы не совпадают. Но ведь по этим адресам могут проживать люди и с другими именами? Что ж, видимо, завтра мне придется походить от дома к дому…
Мы со Швейцаром сидим в гостиной. Я подрумянил картошку в духовке, и мы ее поедаем. Футбольный матч не прошел даром — все тело болит, жалуясь на новую порцию синяков и ссадин. Ближе к полуночи я не смог даже встать с дивана. Швейцар лежит у меня в ногах, а я сижу и жду, когда же придет сон.
Голова моя бессильно запрокидывается.
Пиковый туз выскальзывает из руки и проваливается в щелку дивана.
Я засыпаю.
Ночь длинная, и все время я пытаюсь вырваться из странного мира, в котором явь неотличима от сновидения. Ближе к утру мне снится стадион, я пытаюсь догнать в толпе женщину и торгуюсь с мальчишкой за карту.
Потом вижу, как снова хожу в школу, — но почему-то я один, больше там никого нет. В классе на партах лежит желтая пыль. А я сижу среди разложенных книг и смотрю на исписанную какими-то словами доску. Почерк быстрый, текучий — и я не понимаю, что начеркано на доске.
Входит женщина.
Учительница. Длинные худые ноги, черная юбка, белая блузка, фиолетовая кофта. Ей под пятьдесят, но она все равно выглядит сексуально. Учительница вообще не смотрит в мою сторону, словно меня и нет в классе. Звенит звонок — громко, словно висит прямо за дверью. Вот тогда учительница впервые обращает на меня внимание.
— Ну что ж, пора начинать, Эд.
Я готов.
— Да, мэм?
— Прочитай, пожалуйста, слова, написанные на доске.
— Не могу, мэм.
— Да что с тобой такое? Ну-ка живо читай!
Я стараюсь изо всех сил, но все равно ничего не понимаю.
Она строго качает головой. Я не вижу, — глаза все еще приклеены к доске. Но я чувствую ее разочарование. Я таращусь на неясные слова, и мне неприятно, что я так подвел бедную женщину.
Проходит несколько минут.
И тут я слышу это.
Легкий щелчок — а потом скрип.
Смотрю вверх и задыхаюсь от ужаса и изумления. Испуг выбивает воздух из легких. Учительница висит на веревке, прямо перед доской.