Я потрогал её
Шрифт:
Звуки, разговоры, крик, сирены, латекс, свет, холодные руки, иглы, темнота, тепло, непонятная херь перед глазами, шум, щетина, силуэты, запахи, страх, волосы, грудь, пища, силуэт с едой и длинными волосами, женщина, мужчина, улыбка, смех, говно, сопли, стоны, плач, мама, папа, кошка, собака, птичка, коровка, машинка, другие дети, краски, пластилин, утренник, конструкторы, взрослые застолья, мандарины, салюты, цирк, клоуны, эмоции, цветы, звонок, перемена, салки, мультики, прописи, двойка, ремень, друзья, бег, турник, соревнования, поражение, расстройство, книги, кино, сигареты, чулки, жопа, пизда, минет, кончать, дрочить, жестко трахнул
1 жизнь.
50 тонн воды.
128 тонн еды.
12 миллионов рублей.
1 ипотека.
131200 часов сна.
40 тонн мусора
8 тонн говна.
150 литров спермы. 2250000000000 (минус один-два) неродившихся детей.
2 события, благодаря которым жизнь кажется не такой отвратной.
1 смерть.
Каролина спала глубоким, вызванным наркотиком, сном. Дважды в день в палату заходила медсестра. Брала тоненькую руку Каролины, затягивала жгут, и затем, в почерневший от многочисленных инъекций локоть, вонзала иглу и медленно пускала по измученным венам морфин. Каролина держала мою ладонь свободной рукой и улыбалась. Через несколько секунд ее взгляд менял направление. Теперь он был направлен не на меня, а куда-то в прошлое. Медсестра выходила из палаты, дверь за ней закрывалась, а Каролина уже спала. С улыбкой на спокойном лице. Через час, когда я вернусь с цветами, она все также будет спать. Пройдет еще два часа, цветы согреются, раскроют лепестки, Каролина раскроет глаза.
Я разговаривал с лечащим врачом Каролины. Курсы лучевой и химиотерапии были сделаны. Но они не смогли повлиять на раковую опухоль, что сдавливала мозг Каролины. Операция повысила бы шансы на положительный прогноз, если бы Каролина прошла обследование на несколько месяцев раньше, когда опухоль была меньших размеров. Теперь лечение было паллиативным: направленным на облегчение страданий. Основную роль в этом играл морфин – наркотический анальгетик. На самом деле боль никуда не девалась, Каролина просто забывала о ней.
На мой вопрос сколько ей осталось, врач сказал «недолго» и положил свою тяжелую руку на мое опущенное плечо. Недолго, это когда у тебя есть жизнь! Несколько дней, большую часть из которых ты проводишь в опиумном сне, это нисколько! Я смахнул его руку и пошел прочь. Вслед разносился звук, отказывающейся дать пламя, зажигалки.
54гепп
Совесть. Портящая жизнь, подавляющая желания, скребущаяся и скулящая сука. Как чирий, который нарывает и чешется она выскакивает в детстве и теперь она твоя, навсегда, пока не умрет, но только вместе с тобой.
Став старше и больше, она прячется всю ночь, пока ты пытаешься утопить ее в алкоголе. Но стоит поутру открыть
Когда я впервые вошел в палату и увидел, то, что оставалось от Каролины помимо имени, я не испытал ничего, кроме тяжести приближающихся лап. Что каждый вечер давили на мои плечи до этой встречи.
Каролина умирала, превращалась в скелет, закутанный в саван из пожелтевших простыней, а у суки, что внутри меня, трещали ребра от приступов то ли хохота, то ли лая.
Каролина говорила, что не винит меня ни в чем, что сама она узнала о болезни лишь после моего ухода. Сука мерзко шептала: «Виноват». Я не спорил.
Каролина так и не побывала на настоящем море. Сука давилась остатками моего сердца и ворчала: «А у тебя были все шансы порадовать ее».
На пятый день сука прижалась ко мне всем своим огромным телом. Слюни капали из ее рта на мои щеки. Когда-нибудь я избавлюсь от нее. Пока же ей суждено плестись рядом, а мне – утолять ее вечный голод.
ААААААААААААААААААААаа
Даже у самого вкусного торта вкусной будет только та часть, которую умнешь первой, от последующих кусков, как правило, начинает тошнить.
Через пять дней наша история закончилась.
Я протянул деньги низкорослой горбатой старушке. Взамен та дала мне цветы.
– Гербер крымский, молодой человек, – сказала она.
Холодок пробежал по спине. Сквозь морщины я пытался разглядеть ее лицо.
– Что-нибудь еще хотите купить?
– Нет…
Она улыбнулась.
– Повезло вашей девушке.
– Нет, – сказал я и быстрым шагом направился к выходу из перехода.
Я спешил вернуться как можно быстрее в палату. Во-первых, чтобы уберечь цветы от холода, во-вторых, зная, что Каролина скоро проснется от опиумного сна.
Медсестры на ресепшене не оказалось.
Я поднялся на этаж выше и заметил, что дверь в палату открыта.
Я бежал вдоль коридора, оставляя шлейф из лепестков и листьев за собой. Остановился на пороге. Замер.
В палате находились медсестра и врач. Что-то записывали. Заметили меня. Все стало понятно без слов. Но врач открыл рот.
– Мне очень жаль, – произнес он и замолчал.
А я кричал, выл в безумии, дробил кулаками театральное выражение его лица. Молча, не шевелясь, про себя.
– Мы оставим вас ненадолго.
«ВАС».
Два тела в белых халатах обогнули меня. Ушли. Оставили медленно стекать по стене, словно плевок заядлого курильщика.
Тумбочка, кровать, тело на ней смазались в моих глазах одной серой краской.
Я встал, медленно и тяжело подошел к постели, упал головой на остывающую грудь.
Остатки цветов отправились в черный мешок для мусора.
Каролина умерла.
о.
Мне шесть лет.
Кораблик медленно плывет по весеннему ручью. Разрезанная вдоль винная пробка, конусообразно заточенная с одной стороны, зубочистка посередине с нанизанным на нее маленьким бумажным парусом – вот и все устройство моего кораблика. И все же, я потратил около двух часов на его изготовление, учитывая то время, которое у меня ушло на перевязывание израненного ножом пальца.