Я познаю мир. Горы
Шрифт:
Далее Франческо значительную часть письма посвящает тому, как нелегко выбрать спутника для такой дороги, – один ленив, другой суетлив, третий медлителен, тот грузноват, этот слабоват и т. д. А для пути в гору нужен надежный товарищ, без «обременительных качеств». Еще одно небезынтересное наблюдение. Как ни донимает усталость, если хочешь что–то записать, то лучше не откладывать, – «иначе из–за перемены мест изменится состояние души и намерение писать остынет».
«...Прежде всего взволнованный неким непривычным веянием воздуха и открывшимся видом, я застыл в каком–то ошеломлении. Озираюсь: облака остались под ногами, и уж не такими
Мон–Ванту не выделялась особой высотой – 1912 м. Но это был, очевидно, тот случай, когда не гора возвеличила восходителя, а, наоборот, он ее прославил – она стала с тех пор достоянием истории мировой культуры. Путешествия, восхождения великого итальянского поэта и ученого положили начало новому европейскому мирочувствованию. Так оценили их потомки. Он один из тех первых, кто осознал, что гармония между человеком и природой является предпосылкой внутренней свободы.
Памятными для потомков оказались и стихи Петрарки:
На самую высокую из гор,
Куда бессильны дотянуться тени
Других вершин, всхожу: ведь только там
Охватывает безутешный взор
Всю полноту душевных злоключений.
Вершина, как и положено ей, оставила незабываемый след в памяти поэта. Морем он тоже плавал, но оно почему–то его так не поразило, как поднебесная высота. К ней он будет возвращаться в своих поэтических строчках на протяжении десятилетий.
От мысли к мысли, от горы к другой
Нехожеными я иду путями.
...На высях горных отдых нахожу,
Иду – и мысль на месте не стоит,
И грусть нередко радостью предстанет.
Даже для образа прекрасной Лауры понадобился снег не долинный, а тот высокогорный («Нет, не бледна..,. Столь белый снег мы зрим, когда стихает ветер над вершиной...»).
Восхождение стало приобретать символический смысл в начавшуюся эпоху открытия мира, природы и человека (составные части «формулы Возрождения»). Преодолев еще одну высоту – препоны к крутой горе Аполлона – и будучи увенчан в Риме как первый поэт своего времени в 1341 году, он стал и первым «новым человеком», осознающим, что гармония между человеком и природой является одной из предпосылок внутренней свободы. Назвав себя «гражданином рощ» (а можно и «гражданином гор»), Франческо надолго поселился в построенном доме вдали от Авиньона – скопища дельцов, лицемеров, купцов, развратников, гетер. («Города – враги моим мыслям, леса – друзья».)
А примечательных мыслей набиралось у него немало.
«Природа дала человеку глаза и лицо, отражающие тайны души, дала разум, дала речь, дала слезы – и все это для того, чтобы человек мог жить радостной жизнью». «Нет высшей свободы, чем свобода суждений. Я требую ее для себя, чтобы не отказывать в ней другим ».
Открытие «нового человека» сопровождалось «открытием природы». При переезде на родину в 1453 году через высокие перевалы Альп он не мог не отдать свою дань многозначительным для него горам:
На тебя, о Италия, снова
Радости полный смотрю с высоты – лесистой Гибенны.
Ясного неба, и вновь потоком ласковым воздух
Принял меня...
Его влекла необозримость
Горы не только вдохновлялиЛеонардо да Винчи. Отношения вышли посложнее. Он отвел им свое пропорционально занимаемое место. Человек на первом плане – коль уж увенчала себя им природа, – не считаться с этим было бы непростительной ограниченностью. Ну, скажем мягче – узкой специализацией. А это было вовсе не в его натуре – универсальной, многогранной, всеобъемлющей.
Но и забыть о горах он, вполне понятно, не мог. Они уже присутствовали в его ранних рисунках. В «Горном пейзаже» стихия камня настолько подвижна и бушующа, что кажется, это деталь самой земли в судорогах родов своих. «Горное ущелье» – поспокойнее. Как и пейзаж в картине «Святая Анна с Марией и младенцем Христом». Вроде умиротворение и благорастворение. Но только вроде. Разве горы можно назвать спокойными: они даже застывшие в тишине кажутся скрытомятежными, приготовившимися к прыжку, порыву, возмущению.
Знаменитейшая из знаменитых «сверхъестественная» загадочная и живая «Джоконда». И тут опять горы. Затуманены они отдаленной дымкой, лишены зелени, снега и предстают какими–то острыми кристаллами и голыми камнями. (Знатоки назовут позже этот фон–пейзаж фантастическим, «лунным» и противоречивым...)
Куда толкает любознательность?
К горам его внимание естественное. Может, потому, что вырос с ними рядом – в городке Винчи (местечко расположено в винодельческом горном районе недалеко от Флоренции). И еще в юности совершал восхождения (скорее, даже не всходил, а взбегал) на такую горку, как Монте–Албано. Толкала, конечно, любознательность: кого не соблазнит взгляд сверху на родное селение – оно как на ладони.
Может, способствовала и некоторая замкнутость мальчишки – рос он внебрачным ребенком. Приютил его, как водится в таких случаях, дед.
И коль уж принято считать, что детство сказывается на всей жизни, то так оно и есть. Только одни свою безнадзорность и ущербность рано компенсируют разгулом и удовольствием, а других такая горьковатая доля заставляет призадуматься и присмотреться. Впрочем, у Леонардо многое определили еще его необыкновенные способности. Редкий талант и привел к широте взглядов и занятий.
Он рано обратил на себя внимание своим мастерством.
Тайны добавляются...
С годами взгляд его на горы, как и вообще на природу, становился попристальней и даже попристрастней. Как появились эти земные исполины? Слишком все взаимозависимо, чтобы можно было это объяснить чудесами Священного Писания. Нет, если уж даны человеку ноги, то ими надо ходить, а головой думать. И в записной книжке появляются все новые и новые мысли.
«Я нашел, что лик Земли в былое время был весь покрыт на равнинах солеными водами, и горы, кости Земли, стоя на своих широких основаниях, проникли и возвышались в воздух, будучи покрыты большим и глубоким слоем земли». «Вершины гор на протяжении долгого времени всегда повышаются: противоположные склоны гор всегда сближаются...» «Горы создаются течением рек и разрушаются дождями и реками». «...Такие размывы ясно видны в горах по слоям камней...»