Я превращу твою жизнь в ад. Герадова ночь
Шрифт:
– Я не хочу в этом участвовать. Хочу, чтобы все прекратилось. – Она запустила пальцы в волосы, обхватывая голову.
– Хочешь? Так прекрати. Перестань ей прислуживать. – Нахлынувшая жалость почти испарилась.
– Нельзя. Она меня накажет. Отомстит. – Голос Карлет срывался, намекая на приближающуюся истерику.
Дурной сон.
Мне захотелось убраться, не слышать больше причитаний.
«Не будь жестокой. Прояви терпение», – дала о себе знать хорошая часть меня, но я ее оттолкнула – резко и решительно, не давая посеять во мне сомнения.
– Рискни. Лучше один раз сразиться лицом к лицу, чем продолжать
Я дала совет, которому бы последовала сама. Лицом к лицу, никак иначе. Человек такое существо, что ко всему привыкает, поэтому нельзя терпеть – либо сломаешься, либо возненавидишь. И еще неясно, что хуже, – бесконтрольная ненависть тоже умеет толкать на аморальные поступки.
Карлет подняла голову – слез не было, но глаза влажно блестели.
– Я не могу тебе помочь. У меня своих проблем достаточно. И не факт, что ты говоришь правду. – Я повернулась, собираясь уйти. Некромант, должно быть, меня заждался.
– Я сделаю все, что смогу! – Девушка пошла ва-банк. И в какой-то степени я ее понимала. Ивонна была известна своей склонностью к грязной игре, и принадлежала она к тому типу людей, что впиваются в тебя как пиявки и не отстают до самого конца, пока не выпьют все соки.
Смерив Карлет долгим тяжелым взглядом, я нехотя сказала:
– Я подумаю. Ничего не обещаю, – и, больше не оглядываясь, ушла.
Глава 27
Буря
Гнетущее чувство расцветало в груди, и я ему верила, оно словно говорило: «Вскоре что-то случится». Появление Могуч-Древня и встреча с Карлет будто запустили маховик событий. Не скрыться и не отступить, иначе верная гибель.
Перемешивая сахар в кружке, хотя уже года три не пила сладкий чай, я прислушивалась к себе, погрязая в событиях прошлого. Я хорошо запомнила случай, занозой застрявший в моей памяти. В пятом или шестом классе, когда я задержалась в одной из школ на целых полгода и даже застала летние каникулы, произошла трагедия – умерла одноклассница, то ли от удара током, то ли от сердечного приступа, когда смотрела телевизор. Ее смерть окутала тайна. Еще долго по школе гуляли разные версии ее гибели, и, так и не придя к единому мнению, школьники просто затихли. Но странно другое – я почувствовала ее смерть. В день трагедии я гостила у бабушки в деревне – большой, насчитывающей десятки улиц. Позади бабушкиного участка раскинулось поле с маленькой речушкой, уже к середине лета зарастающей тиной настолько, что не оставалось ни островка чистой водной глади. И в то утро, еще ничего не понимая, я проснулась со свинцовой тяжестью в груди. Ощущение было настолько реально и настойчиво, что не покидало ни на секунду. И в какой-то момент мною овладело твердое намерение рассказать обо всем бабушке.
«Промолчу – и доказательств не будет. Все останется лишь плодом моего воображения», – такая мысль преследовала меня.
Уже на улице, идя с бабушкой в ближайший магазинчик, построенный хозяевами на территории своего участка, я остановилась и убежденно заявила:
– Сегодня что-то произойдет. Я чувствую это.
Бабушка улыбнулась, не восприняв мои слова всерьез, а через два дня позвонила мама и рассказала о случившемся.
Вот и теперь предчувствие одолевало меня, обвивалось ядовитой змеей около сердца, заставляя нервничать. Даже когда Дэафи вплыла в кухню, я лишь отстраненно подумала:
Дэафи напоминала саму смерть, дай ей балахон да зловеще поблескивающую косу, и образ стал бы полным.
Я повела плечами, отгоняя навязчивое видение.
Женщина достала из самого верхнего шкафчика темный пузырек и накапала из него мутно-зеленой жидкости в стакан с водой. Порой движения ее рук были резкими и быстрыми, но не неуклюжими, даже наоборот, казалось, что Дэафи никогда ничего не роняла.
– Выпейте. – Передо мной поставили тот самый стакан. Я вздрогнула, и без того тонкие губы Дэафи сжались то ли от недовольства, то ли по каким-то другим неведомым мне причинам. – Тяжело вырастить Могуч-Древень. Выпейте, поможет восстановить силы.
Она заботится обо мне?
После запоминающегося приветствия и рассказа о ее жуткой роли в жизни некроманта в это верилось с трудом.
Дэафи посмотрела сверху вниз, а я сжалась против воли. Какой-то первородный страх возникал каждый раз, когда я смотрела в ее жуткие затуманенные глаза.
– Даниэль нуждается в вашей помощи, – бесцветно произнесла она и холодно добавила: – Не обманите ожиданий.
Договорив, Дэафи сразу же покинула кухню.
Пару секунд я медленно переваривала сказанное. Страх, что вызывала эта женщина, создавал помехи, эхом отзывавшиеся в моей голове.
Так, понятно, где собака зарыта… Никакой речи о доброте душевной не идет, для Дэафи я лишь средство. Поднявшись, я взяла стакан, принюхалась и скривилась, когда в нос пахнуло гнилью.
Нет, спасибо.
И брезгливо вылила содержимое в раковину.
Сила сама восстановится, уже не впервой. Не приму никаких подачек, пока отношение ко мне самой не улучшится.
– Обиделась? – Сестра Даниэля стояла у стола и, похоже, все видела.
– Пахнет неприятно.
– Ну-ну, – протянула Тильда, присаживаясь на ближайший стул. – У меня с Дэафи тоже не заладилось. Таких черствых и жестоких старух еще поискать надо!
Последнюю фразу девушка произнесла нарочито громко.
– А почему не заладилось? – в отличие от некромантки поинтересовалась я тихим голосом.
– Ты же в курсе ее задания? – расслабленно спросила девушка, крепче затягивая пояс домашнего халата.
Я кивнула, садясь напротив.
– Безусловно, она к Даниэлю привязалась, но ее ведь не за праздные заслуги выбрали на эту роль. Если что-то пойдет не так, она убьет его, можешь быть уверена, – откровенно заявила Тильда. Некромантка вела себя раскованно, да и выглядела молодо, но ее истинный возраст выдавали голос уверенной в себе женщины и очень серьезный и вдумчивый взгляд.
– А почему назначили именно ее? – спросила я, сжимая кружку с чаем в ладонях, словно баюкая.
Тильда прищурилась на меня, и я засомневалась, что получу ответ.
– Эта новость не для слабонервных, – сказала девушка, фирменная усмешка Лефевров отразилась на ее лице. – Дэафи служила палачом в тюрьме. Убивать – ее работа. Пусть я и маг смерти, но головой мне не понять, как можно посвятить свою жизнь казни людей.
Я опешила, округлив глаза.
По натуре я была человеком здравомыслящим и рассудительным, но все равно ощутила жгучую волну гнева. Угроза обретала глубину и форму, и я априори не могла испытывать симпатию к Дэафи. Она словно лезвие гильотины, нависшее над шеей некроманта.