Я приснюсь тебе на рассвете
Шрифт:
– О-о-о… – протянула я многозначительно. Мы с одноклассницами ещё два года назад решили, что наш физкультурник просто помешан на своем футболе. Если мы не сдавали нормативы, то мы играли в футбол. И это очень нас раздражало. – Сложно…
– Не умеешь играть или не хочешь?
– Два в одном, – призналась я.
– Точно? – Вадим чуть сощурился и опустил голову вниз. Я тоже посмотрела туда и заметила черно-белый футбольный мяч, что стоял по ту сторону ворот, спрятанный за ногами Вадима. Он ловким движением выкатил его вперед,
Мимо прошли два мальчишки лет десяти. Они покосились нашу в сторону, но приблизиться не решились.
– Сыграем? – спросил Вадим ехидно.
– Не умею и не… – напомнила я, но он меня прервал:
– Не хочешь? Или все-таки у тебя вдруг возникло… небольшое желание?
Я с сомнением взглянула на него, поинтересовалась:
– Издеваешься, ага?
– Между прочим, футбол – отличная игра. А ты знаешь, что футбольные мячи сделали такими контрастными для того, чтобы их лучше видно было в черно-белом телевизоре?
Я покачала головой:
– Почему-то баскетбольных мячей это не коснулось.
– Что ещё раз доказывает: футбол – одна из самых ранних игр, появившихся на телевидении и вообще… Разве ты не хочешь соприкоснуться с такой величайшей игрой?
Я ещё раз посмотрела на футбольный мяч, потом на мальчишек, отошедших достаточно далеко, и вновь взглянула на Вадима:
– Ты заговариваешь мне зубы?
– Ладно, – согласился Вадим. – Если не хочешь, то играть мы не будем. А просто пойдем гулять.
Но я уже решилась. Скромно произнесла:
– Ну, раз уж игра эта такая великая…
И мы помчались.
Нет, не так.
Мы вышли на середину поля, и Вадим стал показывать мне, как нужно пинать мяч. Не носком ступни, а внутренней стороной. И как определить угол. И с какой силой надо бить.
Когда теория была усвоена – так сказал сам Вадим, мы решили поиграть по-настоящему. Но проблема заключалась в том, что, только добежав до своих ворот, я уже устала. Вадим стоял на том конце поля с мячом и смотрел на меня, хотя заглянуть в глаза не получалось – слишком далеко. Когда я немного отдышалась, он сорвался с места. Ну, как сорвался… Может, по сравнению со своей обычной скоростью бега Вадим передвигался медленно.
Но для меня он сорвался, и ещё как.
И я побежала следом, пытаясь перехватить мяч.
Это было весело. И очень для меня нетипично. Я носилась, как заполошная. Ясно, что надолго меня не хватило, но я хотя бы попыталась! И пару раз отбила у Вадима мяч. Но потом он забил гол в мои ворота, и игра на этом закончилась. Как объявил сам Вадим, ничьей.
Эх, если бы мимо проходил наш физрук… Он бы глаза тер до покраснения, чтобы убедиться, что это действительно я. Что я не хмуро стою у ворот, а ношусь по полю.
Но физруку повезло. В тот день он ходил где угодно, кроме школьного двора.
Тяжело дыша, я сидела на нагретом солнцем резиновом колесе, не беспокоясь о том, что по нему обычно ходят ногами. Вадим стоял
Ладно, ладно, что пытался играть в футбол и поиграл бы, если бы соперники не оказались такими хилыми.
Я очень хотела бы посмотреть на него повнимательнее, но Вадим стоял напротив солнца, и поэтому спустя две секунды разглядывания глаза начинало жечь.
Через минуту Вадим, отодвинув меня, скромненько сел рядом. Я почувствовала тепло его тела и покраснела. Будь сбоку кто-нибудь другой, и внимания бы не обратила, абсолютно точно, но рядом был Вадим.
Он покосился на меня, чуть улыбнулся и произнес:
– Лена?
– Тринадцать лет и четыре месяца, – отозвалась я.
– Помню, помню, – он покивал. – Но вообще я хотел тебе сказать…
– Что же?
Теперь смотрела на него я, затаив дыхание. Сама не знаю, почему. Наверное, по той причине, что в радиусе десяти метров вокруг нас – ни души. И потому что солнце слепящее. И потому что теплое тело под боком. И потому что… ну, неравнодушно я к Вадиму относилась.
Я не любила – разве я умела любить?
Но я чувствовала его.
– Мама сказала, что она постарается, чтобы…
– Чтобы что?
– Чтобы меня взяли в вашу школу. Мы по месту жительства к другой прикреплены, но вдруг в этой есть свободные места? Я бы мог ходить пешком, или на автобусе ездить. Когда холодно.
– В нашу школу? – переспросила я. – В наш класс?
– Как получится. Тут уже я ничего не знаю. А какая у него буква?
– «А», – ответила я. И добавила не то воодушевленно, не то задумчиво: – О-о-о.
Вадим фыркнул.
– Я не могу понять: ты рада или не очень?
– Счастлива, – произнесла я таким тоном, каким по-настоящему счастливые не говорят. – На самом деле, переживаю. Тебя же у нас разорвут… с руками поделят. Девочки, в смысле, – покраснеть больше нельзя было, поэтому, если можно так сказать, смущение на моем лице не отразилось. – А наш физрук… Это вообще…
– А что не так с физруком? – поинтересовался Вадим. – И… м-м-м… с девочками?
– У нас физрук по футболу фанатеет. Ты сразу станешь отличником. А девочки… Ну, что девочки… Ты… в общем… – я замялась, не зная, как объяснить ситуацию так, чтобы ничем себя не выдать.
– Привлекательный? – предложил он скромно.
– Типа того.
– Спасибо.
Я вскинула брови:
– Это все, что ты скажешь? «Спасибо»?
– А что ещё говорят на комплимент? Благодарю, или я так рад, или… – он покосился на меня. – Нет, правда. Спасибо. Ты тоже, но руки ведь у тебя ещё на месте.
Я рассмеялась, не зная, сказать правду или нет. А правда была такая: никому я не нужна. Кроме Катьки. Ну, мы с ней дружили с первого класса и жили по соседству. А мальчики… Кажется, я уже упоминала, что никогда не влюблялась.