Я Распутин. Книга третья
Шрифт:
Столыпин заметил и тихонько так спросил:
— Жалеешь небось, что не прилетел, а? Вжик — и ты уже в Питере… Вот неплохо бы такие аэропланы построить, чтобы как в поезде можно было ехать…
— Ежели бы я не поплыл, а полетел…то
Премьер понятливо закивал. Аликс бы утонула и не факт, что ее тело бы нашли. Унесло течением и привет.
Я решил подбодрить помрачневшего Николая, которые прислушивался к нашему разговору:
— Построим, обязательно построим! Дайте только заводишку моему двигательному раскрутится, будут у нас и русские самолеты-тяжеловозы…
—
— Ништо. Новые времена, новые смыслы.
И мы чокнулись мадерой.
*****
Обратный путь подарил нам сказку. Северную, кружевную, рубленую — Кижский погост. От Повенца все равно мимо идти, вот патриарх и насоветовал. Типа надо бы обстоятельно помолиться, не на Валаам же заворачивать, слишком большой крюк. Хотя я думаю Антоний в глубине души как раз бы не отказался от захода на Валаам, но мы и так серьезно вылетели из графика, а Кижи отлично подходили для ночной стоянки — после Волховской губы все пуганые, ночью по открытым водам ни-ни. Ну, кроме Столыпина, у него дел невпроворот, велел гнать в Питер.
Северные ночи летом светлые и я отправился посмотреть на всемирно известные церкви, срубленные, как утверждают, без единого гвоздя — может и врут, может это я путаю. Погост удивил тем, что и Преображенская, и Покровская церковь вид имели далекий от хрестоматийного — бревна сруба были закрыты обшивкой из досок, кое-где носившей следы побелки. Покровская была крыта деревянной черепицей, а вот многоярусная Преображенская могла похвастаться только скучным железом. Наверное, так практичнее, но пропадает половина очарования.
Я бродил вокруг церковной ограды, за которой стоял лес крестов-голубцов на могилах — простых, деревянных, с маленькими двускатными крышами. Ломится внутрь ночью конечно, не стоило — и так у хозяев было немало нервотрепки в связи с нежданными, но офигеть какими дорогими гостями, так что я просто глазел на маковки.
Как оказалось, не я один — пройдя домик причта, у белых столбов ворот встретил еще одного экскурсанта, Николая. Чуть поодаль маячили два казака конвоя.
— Не спится, Григорий?
— Нет, Ваше величество, думы спать не дают.
— Надумал, чего в награду хочешь?
— Портсигара достаточно
— Это слишком маленькая награда.
Тогда медаль за спасение на водах, не меньше. Ну в самом деле, что можно попросить, и надо ли? Ведь не скажешь “Обернись, Николай Александрович, товарищем Сталиным и выиграй мировую войну!” И завод не попросишь построить — в камскую нефть вложился император своим именем и то слава богу. Имя! Вот, пожалуй, что можно и нужно…
— Надумал. Прошу принять стрелковые союзы под высочайшее покровительство.
Рука Николая с сигаретой застыла на полпути — уж больно резкие ассоциации вызывало сочетание “Распутин” и “стрельба”, но ничего, справился государь, мимо рта не промахнулся. Затянулся, помолчал и спросил:
— Зачем тебе это, Григорий? Там ведь и так все неплохо идет.
— Да мне-то
— Войну видишь?
— Вижу, — тяжело вздохнул я. — И не вижу, как ее избежать.
— С кем же?
— Вестимо, с австрияком да германцем, не зря же союзы с Францией и Англией подписывали.
— Но Вилли заверял меня, что питает самые дружеские чувства…
— Франция свое вернуть хочет, у Англии немецкий флот кость в горле, да и за Австрию Германия вступится, к гадалке не ходи. Будет война, государь, и готовиться к ней надо что есть сил.
Мы еще помолчали и разошлись. Наутро по земле и по воде съехались все окрестные жители, которых успели предупредить и Преображенская церковь на патриаршем молебне была полна. Антония оставили благословлять собравшихся, а царский и думский пароходы отошли курсом на исток Свири.
С нами поехал и знаменитый местный сказитель Иван Рябинин, ради такого дела я перебрался на корабль к Николаю — в одну воронку снаряд дважды не падает, не утонем, чай. Рябинин сказывал или даже пел былины, те самые, про Илью Муромца, Вольгу Святославича и Микулу Селяниновича, про Святогора-богатыря. И каждый раз, когда речь шла о защите земли русской, царь бросал на меня задумчивые взгляды.
Глава 14
В Питере меня ждал триумф. Не такой, конечно, чтобы на колеснице, в лавровом венке. Поскромнее. В Царском Селе устроили бал, на котором Николай пожаловал меня “с нисходящим потомством” графским титулом. Как говорится — из грязи в князи. Представляя издевки аристократии и реакцию левых, я всячески пытался увильнуть от этой награды, но тщетно. Всю семью опять вернули в Александровский дворец, для жены и дочерей Аликс лично наняла учителей.
— Вы теперь не просто дворяне — поучала царица жену — А графского достоинства! Должны вести себя соответственно.
На бедную Парашку повалились знания. С большой буквы З. Этикет, танцы, геральдика… Ладно, ради дочерей потерпит.
Вместе с титулом Николай отписал мне выморочный майорат угасшего рода Стадницких из Подольской губернии. Так себе подарок, поди галичане не будут рады, когда я заявлюсь к ним в Каменец и предъявлю бумаги на две тысячи десятин, включая поместье со службами и замком…
Пришлось ехать в геральдическую палату и смотреть, что за Стадницкие такие, и можно ли у них что-то позаимствовать. Герб не впечатлил — “в красном поле белая река, ниспадающая по искривленной линии от правого верхнего к нижнему левому углу. Щит увенчан графской короной”. Ярко, но банально. Мне нужно что-то особенное, ранее не встречавшееся.
Решил отложить пока проблему с геральдикой, и с головой погрузился в свой первый официальный международный визит — Германия, потом Франция и Англия. Такой вот вояж на осень намечался у премьер-министра, а меня пристегнули как представителя думского большинства, чай, не самодержавие дикое, а просвещенная конституционная монархия. Изволь соответствовать, пищи, но тащи.