Я рядом
Шрифт:
Он на колени рядом с ней опустился, руками своими Сашины ручонки держать пытается. И плачет. От горя плачет.
— Саша! Сашенька! Хватит! Не ешь его больше, остановись. — А она не слышит Ангела своего и потому продолжает вгрызаться в кусок.
Не слышит! Потому что, словно и нет его. Словно не существует! А только больно по-настоящему! Крылья за спиной висят, не поднимаются. И слёзы текут. И шепчет сквозь слёзы, на неё смотря:
— Остановись! Остановись!
Будто услышала! Перестала. Смотрит на кусок этот и сама плачет. Завернула. На ноги поднялась и снова вперёд, домой. Донести! Больше нельзя есть! Что её было — съела уже. Остальное — донести. Не успела ещё из лесочка выйти, — упала на коленки и рвёт её. И
Вечерело уже, когда Александра домой вернулась. Паша извелась вся, себя ругала, что отправила дочку одну. И плевать бы на масло, и без него выживали!
— Радость моя! Вернулась! — кинулась к дочери Паша, обнимает. — Что с тобой, девочка моя?
— Прости меня, мама! — плачет Саша. Слёзки солёные, холодные рукавом вытирает и на мать смотреть боится. — Я без вас его по дороге ела.
Протянула матери кусок, что остался. А той — всё равно, сколько его. Главное, что с Сашкой всё в порядке.
Глава 4
1948 г.
Детвора плескалась в реке, мальчишки по пояс в воде, а девчата — на берегу. Иногда только по коленки в воду Сашка забежит, пару брызг словит и снова на берег. Девчата платья свои не снимают, соромятся. А хлопцам всё равно, что штаны мокрыми будут — быстро высохнут, лето ведь. И Надю с Александрой мать отпустила.
Саша с Вани глаз не сводит, такой мальчишка ей кажется красивый! Больше всего волосы его нравятся — светлые и кудрявые, и глаза голубые. Он недавно сюда с родителями приехал, раньше-то городской был. Но отца в Боровичи в колхоз позвали и семья с ним. Отец — доктор, все его уважают. А Ваня — мечта её детская. Она никому ещё не говорила, как сильно нравится он ей. А сердечко-то каждый раз бьётся сильнее, как глянет он на неё, как с ней заговорит. И сегодня так было. Если б не он, не пошла бы на речку. Не так уж и здорово на берегу сидеть да смотреть, как мальчишки играют. Но это же Ваня позвал! Их, пацанов, несколько по улице бежало, а сёстры возле ворот сидели, на лес смотрели, что ветром колышется.
— Эй, девчата, айда, на Козёл с нами!
Это река так называется — Козел. Но местные всё Козлом её величают.
Ванька мокрый весь из воды вышел, словно пёс, струсил её с себя и с девчонками рядом сел сохнуть, боком к ним. Ему, как и Александре, семь уже. Дом его в Боровичах, но друг лучший в Жоведе живёт, вот и бегает Ванька в село это к другу.
— Снимали бы платья ваши и в речку! — девчонкам.
— Да ну тебя, — Надя отвечает. — Нельзя!
— А чего стыдиться? У вас там не видно ещё ничего!
— Всё равно нельзя!
— Сашка, давай со мной в воду, а?
Но Саша стеснительная очень и мать её в строгости воспитывает, хоть и души в детях своих не чает. Не знала сейчас Саша, что мама бы не запретила купаться ей. Ведь жарко-то как! И правда, окунуться бы в воду сейчас прохладную. Но Надя за руку удержала, а Саша и её слушаться, как маму, привыкла.
— Сашка, мать что говорила? — так и остались сёстры лишь с берега за весельем наблюдать.
И Ангел Сашенькин тоже здесь. Смотрит на них, на детей, и радуется. У него вообще теперь время самое лучшее, — никаких плохих предчувствий на многие месяцы вперёд.Худшее уже пережила его девочка. Пусть теперь в детство окунётся. Он об ивы ствол спиной опёрся и сидит, колени согнув. Хорошо-то как! Благодать. Что нужно ещё его Сашеньке для счастья? Воздух чистый, Солнце — яркое, тепло греет. Дома мать есть наготовит и пирогов, и борща Надиного любимого. Поправилась она за последние годы немного, даже румянец на щеках появился. Особенно, когда на Ивана этого смотрит. Ангел знает, что
Теперь у них снова корова появилась — Паша у соседей телёночком её купила. Теперь они снова скоро с молоком своим будут. Грустно ему, что Паша одна всё да одна, никак мужа забыть не может. Тяжело ей очень. Хоть девчонки и помогают, чем могут, за всё берутся, но они ж дети — жалеет их Параскевия. И всё больше сама старается сделать. Надю в прошлом году в школу отправила — тоже в Боровичи. Как не было в Жоведе школы, так и нет. Только сама-то Паша раньше уходит, с рассветом ещё, а Надежда уж потом пешком до Боровичей топает. Наде сложно приходится, она ведь во время войны не училась. Только то, что мать смогла ей из знаний передать, то и её. А Сашке рано ещё было. Но теперь вот Паша и младшую собирается с осени в школу отдать. Будут с Надей вместе ходить.
— Ну, как хотите! — и снова Ванька в воду, песок со дна доставать.
***
— Сашка! Сашка! — это Ваня под калиткой стоит, её зовёт. — Сашка, выходи!
Выбежала из дому ненадолго. Потому что маме помогать нужно, они на огород сейчас собираются. На одну минутку отпросилась.
— Держи! — и яблок ей из рубахи в руки вываливает. Яблоки здесь на севере мелкие все, кислые. Не любит Сашка такие, лицо кривит, как ест их. Она их разве только с солью, чтоб хоть как-то кислоту убрать.
Но Ваниных взяла. Чтоб друга не обидеть, сразу в рот одно отправила. И не скривилась даже, терпит, жуёт.
— На лавку со мной садись, посидим, поговорим. — Ваня уселся сам уже на скамью возле забора.
— Ненадолго только, мне с маменькой в огород идти. — и снова яблоко кислое кусать.
Ваня очи долу опустил, о чём ему с девчонкой болтать? Ну не о танках же! Что они, девчонки, в этом понимают? А между тем и посидеть с ней хочется. Он ей яблок принёс тех, что по дороге в чужом саду нарвал, — говорили, что совсем Паша с детьми бедно живут. Никак после войны отойти не могут. Отец дома часто про них раньше говорил, зимой прошлой, когда Саша болела простудой. Они тогда как раз только приехали, второй день вещи с матерью раскладывали по дому — что куда. И сразу к доктору женщина какая-то в слезах прибежала. Чуть в колени отцу не кланяется, за ней пойти просит. Отец добрый очень у Вани, недаром врачом работает. Оделся и пошёл. В снег, ветер, метель, но ведь там — ребёнок в бреду мучится. Вот с тех пор Ваня и знает эту семью. Это Саша тогда болела, воспаление у неё какое-то было, простудное. Мать Ванина недавно совсем Паше говорила: «К мужикам одиноким присмотрись! Твой-то всё одно не вернётся уже, а тебе с детьми легче будет». Но что-то после того не сильно мать Сашина с его мамой привечаться стала.
А потом, как опасность миновала, и Ваня с отцом пойти напросился. Он так же, как и отец, врачом стать мечтал, людям помогать. Мечтал раненым раны зашивать, пули из тел вытаскивать!
— Я тоже с тобой в школу пойду. В одном классе учиться будем. Ты, если что, говори мне — я тебя защищать буду.
— От кого? — удивилась девочка.
— Мало ли? Вдруг учитель что не так скажет, так я его быстро на место поставлю!
И замолк, не знает, что сказать больше. Да, с мальчишками легче гораздо общаться!
— Ну, это... ладно. Пошёл я. Я только яблок тебе принести хотел, угостить.
— Спасибо. Вкусные. — а у самой скулы от кислоты сводит.
Смотрит Ванька в глаза эти, серые с голубым, и тепло как-то в груди становится, что доброе дело сделал. Подруг-то, он знает, нет почти у девочки этой. Некогда ей особо дружбу водить, да и возраста её в Жоведе — только мальчишки. Саша, когда дома нет никого, к Марии ходит в соседний дом помогать. Мария уже который год лежит, не встаёт. Совсем плохая стала. И отец даже, врач который, не знает, чем помочь ей.Муж её вернулся, как жену такую увидел — и запил. Но потом ничего, вроде взял себя в руки.