Я сделаю это для тебя
Шрифт:
— Послушай, Изабель, ты знаешь мою осторожность, — вмешался Шарль. — Но думаю, Эрик прав: мы должны сплотиться. Мы слишком далеко зашли, чтобы сейчас давать задний ход, не рискуя выставить себя дураками. Нужно принять кое-какие меры, чтобы обезопасить себя и продолжить работу. Если нас разыграли, мы об этом расскажем. Сначала я был настроен скептически, но теперь начинаю думать, что похищение настоящее. Это легко понять по тому, насколько серьезно относятся к делу власти. Кроме того, будь это инсценировка, ее авторы давно бы расхотели играть в игры, учитывая, что в дело включилось Министерство
Изабель внимательно выслушала «голос совести» редакции и как будто успокоилась — Шарль был настоящим профессионалом и знал, что говорит.
— Ладно, но позиция министерства недвусмысленна: без их согласия ничего в эфир не давать.
— Еще чего! С каких это пор программу выпуска новостей утверждает правительство? — рявкнул Эрик. — Мы больше не на УФРТ! [8] Время цензуры прошло много десятков лет назад! У меня есть сенсация — я объявляю о ней, когда сам решу, и все, и точка!
8
УФРТ — государственная компания «Управление французского радиовещания и телевидения», упразднена в 1976 г.
Изабель вздрогнула. Она разрывалась между желанием поддержать решимость Эрика, опасением не понравиться властям и страхом оказаться на борту тонущего корабля. Шарль взглянул на главного редактора.
— Я согласен с Эриком, — сказал он. — Раз ввязались, будем продолжать. Согласия начальства можно и не дождаться, а информация уйдет на другой канал. А ты, — он обратился к Эрику, — не усердствуй. Держись строго в рамках имеющейся информации. Никакого ложного пафоса. Иначе на нас помимо легавых набросятся и коллеги.
Эрик ничего не ответил. Он пытался привести мысли в порядок и понять, по какой, помимо деонтологических соображений, причине похитители присылают сообщения только ему.
— Эфир через десять минут, — крикнул с площадки ассистент.
— Эрик, я настаиваю: будь очень сдержан, — повторил Шарль. — Приглашенный эксперт с посланием ознакомлен. Ограничься вопросами.
— О'кей, патрон, — кивнул Эрик и подмигнул старому другу.
Шум мотора, машина ускоряется и тут же резко тормозит.
Жан заперт в багажнике, от тряской езды и запаха бензина его мутит; к горлу подступает рвота; ужас скручивает внутренности; руки трясутся от страха. Не паниковать, не опасаться худшего, взять себя в руки.
Они, очевидно, ехали по ухабам, руки, ноги, спина Жана бились о стенки. Тошнота вернулась, и им овладел гнев. Он закричал, надсаживая горло, напряг шею и подбородок, чтобы порвать липкую ленту, которой ему заклеили рот. Ему хотелось драться, оскорблять мучителей, бросить им вызов и умереть, получив пулю в голову. Вырваться из багажника и разбить голову о камень. Он пожалел, что они не перерезали ему горло: испытав минутную боль, он был бы свободен от унижений в ином мире.
Машина наконец остановилась, дверца открылась, его схватили, вытащили из-под брезента, понесли,
Похитители сняли с головы Жана мешок. Хаким с садистским наслаждением резко сорвал скотч. Когда они вынули кляп, Жан хотел закричать, но не смог — задохнулся. Голова раскалывалась от боли, разум мутился. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, он последним усилием воли глотнул воздуха.
В легкие ворвался свежий ветер. Он поднял глаза. Яркий свет слепил его, несмотря на царящую вокруг темноту ночи. Хаким держал лампу. За спиной Жана маячили две тени.
— Сволочи! Грязные ублюдки! — закричал он, обращаясь к слепящему лучу фонаря. — Вы не имеете права так со мной обращаться!
Крик перешел в рыдания.
— Какой бог велит вам творить подобные вещи? Какой такой моралью вы прикрываетесь? Убейте меня, трусы, убейте же наконец!
— Убьем, не волнуйся, — рявкнул Хаким. — Но не сейчас. Только когда сами захотим.
— А ты чего прячешься за маской? — бросил Жан одной из теней. — Чего ждешь, почему не отдаешь приказ о ликвидации? Хочешь унизить меня еще сильнее?
Похитители ничего не ответили. Выдохшийся Жан свернулся клубком на земле, пытаясь отдышаться, и только тут разглядел, где находится. Он лежал на берегу реки, под кустами. Решение пришло мгновенно.
Жан раскачался и покатился вниз, ощущая лицом влажную траву и вдыхая сладкий запах земли. Камни больно впивались в тело.
Он слышал за собой топот ног. Холодная вода хлестнула его по лицу и мгновенно заледенила тело. Он открыл глаза и увидел над собой звездное небо, потом темная река потянула его вниз, небо качнулось, звезды слились в хоровод.
Наконец-то все кончено.
Чистая смерть.
Смерть настоящего мужчины.
«Наш вчерашний сюжет о загадочном похищении человека получил продолжение. Тридцать минут назад нам прислали новое сообщение».
— Мерзавец! Я думал, ты все ясно объяснил редакторше! — рявкнул министр.
Фредерик Лен, не отрываясь от экрана, поднял брови в знак удивления и полного бессилия повлиять на события.
— Более чем ясно, можешь не сомневаться.
— Я полагал, ты умеешь быть более убедительным!
Лен мысленно помянул недобрым словом главного редактора новостей. При разговоре ему показалось, что она восприняла его аргументы и тема закрыта.
Они молча слушали Эрика Сюма. Взгляд маститого журналиста был мрачно-загадочным, тон — крайне серьезным.
— Сообщение более чем странное — оно не содержит никаких требований, только вопрос.
На экране появились строчки, напечатанные на белом листке бумаги.
— Вот это сообщение: «Какова цена этого человека?» Одна фраза в текстовом редакторе. Никакого требования — только вопрос, звучащий как загадка. Чего хотят похитители? Возможно, они хотят, чтобы мы сами установили размер выкупа? Или пытаются указать на равнодушие и пассивность общества, спрашивая у нас, что будет с заложником, похожим на бездомного? Сегодня допустимы любые предположения. Напомним факты, после чего вернемся к содержанию послания.