Я сделаю это для тебя
Шрифт:
Фредерик Лен расслабился.
Он получил несколько часов передышки.
Даниель
— Первые результаты впечатляют. — В устах Эль-Фассауи это звучит как весомый комплимент.
Перед нами на столе лежат два журнала, открытые на статьях о благородном и щедром меценате.
— «Робин Гуд от искусства», «Пигмалион окраин», «Блюз бизнесмена»… — Он улыбается, читая вслух заголовки. — Полный бред! Но впечатление производит. Кажется, эти выражения у всех на слуху и
Он польщен, хотя держится отстраненно. Ему бы очень хотелось, чтобы заголовки, пролившие бальзам на его уязвленную гордость, исходили от прессы и были результатом заслуженного признания. Лгать не стоит, он сразу поймет, что я морочу ему голову. Важно не польстить его самолюбию, а заставить восхищаться моим профессионализмом.
— Скажем так: я подсказываю слова, а они их профессионально формулируют.
— Понятно. И все же… Как получается, что они все дудят в одну дуду? Да, эта операция важна для меня, и все же подобная реакция неоправданна. Как вам удалось… — Он указывает на журналы.
— Ничего сложного. Нужный аргумент в нужный момент. Назовем это медиамаркетингом. Политический контекст нам благоприятствует. Некоторые слова действуют на французов как заклинания: предместье, социальное движение, равенство возможностей, восстановление равноправия, успех… А я даю журналистам возможность поговорить о предместьях под другим, позитивным углом.
Эль-Фассауи задумчиво кивает, но я вижу, что не до конца убедил его.
— Старинная неприязнь французов к соседям-англичанам тоже нам на руку. Вас не любят в Великобритании? Лишний козырь для Франции. Эти статьи доказывают, что англичане не умеют распознавать истинную ценность ни вещей, ни людей.
Я улыбаюсь, он отвечает улыбкой. Аргумент попал в цель.
— Согласен, однако, если я сделаюсь символом этого непонимания, лидеры британского общественного мнения возненавидят меня еще сильнее.
— Вы правы. Так что это временная тактика. Мы не должны работать только и исключительно на этой территории. Вы прямо сейчас начнете позиционировать себя подданным английской короны. Мы поработаем над речью, в которой вы заявите о своей английской идентичности, о национальной принадлежности, о приверженности британским ценностям.
Он смотрит куда-то вдаль, за воображаемый горизонт и делает паузу, как будто хочет оценить мое предложение.
— Французская пресса не поверит, — наконец говорит он. — Они раскопают мои прежние дела. А если не раскопают, английские коллеги помогут.
— Конечно. Поэтому мы уберем спорные темы, объявим их слухами, исходящими от кучки узколобых консерваторов. Если волна симпатии и сеть заранее созданных связей так сильны, как я рассчитываю, мы без труда подавим ответный огонь.
Он сверлит меня своими темными глазами, оценивая степень моей убежденности.
— Будет непросто. Одной операцией дело не ограничится. Вам придется превратиться в публичного человека. Подыграем
— Как далеко придется зайти?
— Роман с известной актрисой или популярной певицей. Любимая публикой героиня, которую вы станете осыпать подарками. Как в романе. Красивый сюжет, который позволит превратить вас в прекрасного принца из «Тысячи и одной ночи».
— Я смогу выбрать? — смеется он.
— До определенного предела, — холодно отвечаю я, не поддержав его веселости.
Он успокаивается и подмигивает мне как сообщнику:
— Вы настоящий профессионал, Даниель. Позвольте спросить: зачем вы это делаете? Ради денег? Из любви к профессии? Любите трудновыполнимые задачи?
Я несколько мгновений раздумываю — вернее, делаю вид, что раздумываю, — поскольку ответ давно заготовлен. Он — часть моего плана. По его реакции я пойму, правильно ли поступил, сделав ставку именно на него.
— Конечно ради денег. Я хочу открыть собственное агентство. Вы знакомы с влиятельными людьми и сможете меня порекомендовать, если останетесь довольны результатами. Я хочу заработать много денег. Очень много. Характер задачи и сложность меня не волнуют. Более того — чем сложнее дело, тем оно мне интересней.
Он слушает меня очень внимательно. По глазам я понимаю, что он перебирает в уме имена. Остается слегка подтолкнуть его, заставив остановиться на нескольких персонах из списка. Одна из которых особенно меня интересует.
Я улыбаюсь — чуть нагловато и слегка заискивающе:
— Если вы знакомы с Бен Ладеном, скажите ему, что я могу превратить его в глазах общественного мнения Франции из врага номер один в героического повстанца.
С его лица слетает всякая веселость. Неужели я зашел слишком далеко и он догадался о моих намерениях? Нет, это уже паранойя. Он не мог понять.
— За несколько миллионов долларов, конечно.
Он хохочет.
Я продвинулся на одну клетку вперед.
Звонок Пьера удивляет меня. И сбивает с толку.
— Папа… Когда ты возвращаешься? Сначала я решаю, что это обычный вопрос мальчишки, соскучившегося по отцу, который слишком задержался в командировке. Так часто бывало в прошлом.
— Не знаю, Пьер. У меня еще много работы и…
— Мне плевать на твою работу! Ты должен приехать!
Я ясно слышу слезы в его голосе.
— В чем дело? Случилось что-то серьезное? Он отвечает не сразу:
— Да, мой брат умер, моя мать все время плачет, а отца никогда нет дома! — кричит он, пытаясь утопить горе в потоке ярости.
У меня разрывается сердце, я шепчу «мальчик мой любимый». Меня охватывает желание немедленно сесть в самолет, вернуться домой и обнять сына.
— Я знаю, как тебе тяжело, родной.
Он всхлипывает.
Что еще я могу сказать сыну? Скоро он все поймет. Поймет ли? Да, поймет. Я должен в это верить. Просто обязан.