Я сделаю это для тебя
Шрифт:
Лимей виделся этаким островом спокойствия и безопасности в сердце хаоса. Но что-то мне подсказывало, что нет в мире ничего вечного, и это наше спокойствие и безопасность — оно тоже не навсегда.
После взятия Руанвилля в столичных газетах напечатали — Анри де Роган приговорён к смертной казни, заочно. Любой, кто предъявит Национальному собранию его голову, получит награду.
Я встревожилась, но Максимилиан успокоил меня — мол, все выдающиеся маги приговорены, и уже давно, просто его высочества не было здесь, вот о нём и позабыли. А так — он сам давно приговорён,
К слову, через два дня притащили новую газету, где извещалось, что я тоже в том списке. Бывшая маркиза дю Трамбле, ныне именующая себя гражданкой Роган. Я пофыркала — да-да, гражданка Роган. Слышали, знаем.
Правда, я-то не некромант и не крутой боевой маг. И если встречусь лицом к лицу с представителями новой власти — не отобьюсь. Значит, что — сидеть и не высовываться, да? А как же внук Женевьев и её же деньги, которые добыть бы из столичного дома? Ладно, подумаем.
Пока же мы главным образом поддерживали боевой дух в прочих обитателях Лимея, и делали вид, что не происходит никакого хаоса, всё, как всегда, и мы будем читать, вышивать, молиться и что там ещё можно делать.
Исторические чтения я затеяла, чтобы убить двух зайцев — во-первых, напомнить всем, кто собирался к нам, о великом прошлом, а во-вторых, просветиться самой. Мне определённо нужно лучше разбираться во всём происходящем, а для того — знать, кто есть кто, и кто чем знаменит, и за кем сила. Была ранее, потому что сейчас несомненная сила — в столице, а с другой стороны к нам ежедневно притекают самые разные люди — как искренне готовые служить идее монархии и реставрации Роганов, так и просто пострадавшие от новой власти.
В моём распоряжении оказалась приличнейшая библиотека — Анри, будучи спрошен, с гордостью сказал, что книги собирали много поколений его предков. Годные исторические сочинения порекомендовала нам герцогиня Вьевилль перед своим отбытием домой, и первым номером в списке шла «История воцарения Анри Четвёртого». Ну-ну, что там у нас за Анри Четвёртый, думала я, в моей реальности таковой тоже был. Правда, здесь всё оказалось наоборот, здешний Анри не был протестантом, а как раз — приверженцем господствующей религии, супругой его была не королева Марго, а некая графиня де Безье по имени Антуанетта, а протестантов он вполне бил. И Варфоломеевская ночь у них была не Варфоломеевская, а святого Бонифация, и вообще наоборот, протестанты попытались бить всех прочих, но не вышло. В хронике мелькали имена Саважей, Вьевиллей, де ла Моттов — то есть, примерно то же самое, что и сейчас.
…Мы завершили очередной сеанс, я поблагодарила чтицу — ею оказалась Амандина де Сен-Вер. И пригласила всех присоединяться к нам завтра, в это же время. Тут же к моему креслу потянулся народ — раскланиваться, говорить комплименты, о боже, моей неземной красоте никогда в жизни не говорили столько комплиментов, даже когда было, за что. Некоторые ещё пытались решать какие-то свои вопросы — а нельзя ли ещё одну
Ну, отделять важное от не важного я умела всегда. И мне совершенно не стыдно отказывать. Нет, ещё одну комнату нельзя, Лимей переполнен. Нет, на охоту тоже нельзя, если вам не дозволил его высочество Максимилиан — он у нас за безопасность и выдаёт все разрешения, обратитесь к нему. Ах, он уже отказал? Сказал, нет возможности сопровождать? Значит, её и нет, и нужно подождать. Представления не имею, сколько подождать. Наверное, до того светлого момента, когда вся наша жизнь изменится к лучшему. Бала пока тоже не будет и ровно по той же причине. А когда наша жизнь получшеет, я, увы, не скажу. Это одному богу известно, наверное.
Присловье про одному богу известно работало отлично. Новая власть отменила религию — то есть, сначала отделила церковь от государства, а после и вовсе за проведение и посещение служб приговаривали к казни. Надо ли говорить, что какое-то количество священнослужителей, более и менее высокопоставленных, тоже нашли приют в Лимее?
Посетители разошлись, можно встать, осторожно размять затёкшие во время чтения ноги и пойти к себе, до обеда полчаса. Дверь из гостиной, в которой мы заседали, была приоткрыта, и я услышала весьма эмоциональные слова:
— Почему она, всё она? Я моложе и красивее, почему все комплименты ей? Почему всё внимание ей? Всю жизнь — ей! Даже молодёжь и то — слушает её! У неё тоже одно платье, как у всех нас, но почему она всегда в центре внимания? Да кто она такая вообще? Она же… она старая, вот! Ей же под пятьдесят, я узнавала!
Эти замечательные слова выговорила с изрядным пылом наша сегодняшняя чтица — Амандина. Я уже было хотела выйти и посмотреть юному созданию в глаза, и спросить, что ей не так, но услышала ответ.
— Не смей так говорить о госпоже Женевьев, ясно тебе? Она столь добра, что заботится обо всех, и о нас, и о прочих, и она всегда была такой! Что же ты осталась тут и не вернулась домой, если тебе здесь так не нравится? — с ехидцей поинтересовалась Меланья, делавшая изрядные успехи в освоении местного языка.
Я подозревала, что там дело в каких-то магических процессах, и запускает их наш господин Асканио. После каждого индивидуального занятия с ним Меланья говорила всё лучше и всё смелее, а словарный запас пополняла, завязывая знакомства в замке. Некоторый акцент, на мой взгляд, только добавлял девице общего очарования.
— Да пусть себе будет доброй, но зачем ей мужское внимание? Она же отхватила себе его высочество!
— Или его высочество решил, что так будет лучше, — произнесла я, выходя. — Амандина, ещё раз услышу сплетни — отправитесь домой. Мы здесь живём слишком тесно, чтобы ещё и сплетничать друг о друге.
— Простите меня, ваше высочество, — прошептала она.
Если я что-то понимала — девице было стыдно.
А ещё я вспомнила чудесный стих из дома — в точности на этот сюжет. И сказала, проходя мимо, скуксившейся Амандине: