Я стала женой злодея
Шрифт:
Новый порыв ветра донес до меня сладковатый с нотками горечи аромат шафрана, и я задохнулась. От всего: от этого запаха, от эмоций переполняющих грудь, от взгляда, которым моя обожаемая фантазия на меня смотрела.
В черных глазах… Там было столько… Боже… В них бушевало безумие, созвучное моему собственному. Его взгляд жадно бродил по моему лицу, будто не мог насмотреться. Какая до невозможности болезненная и реалистичная галлюцинация. Мои губы задрожали, из горла вырвался всхлип, и я вскинула ко рту руку. Да, пусть так. Как угодно, лишь бы видеть его… Лишь бы
— Здравствуй, хороший мой, — прохрипела я, потому что стенки гортани слиплись, не давая мне нормально дышать и говорить.
Ридрих сжал челюсти, кадык на его горле дернулся. Он сделал нетвердый шаг ко мне, уничтожая между нами расстояние, запах шафрана усилился, и я вскинула голову, не в силах отвести от него взгляда. Ведь в любой момент, это видение могло исчезнуть, и что мне тогда было делать? Снова тешиться воспоминаниями или молиться встретить его во снах? Нет, даже если мои глаза иссохнут, я не собиралась моргать, не хотела потерять и самого крошечного драгоценного мгновения этого видения, посланного мне Небесами или Адом - плевать кем.
За этот месяц я поняла, почему люди продавали души дьяволам. Я бы тоже свою отдала лишь бы хоть на мгновение увидеть Ридриха.
— Я ведь запер тебя в темнице, пообещал казнить и даже подослал к тебе ту девчонку, — вдруг заговорил мужчина сиплым голосом.
Словно в моем видении и он не справлялся с эмоциями, которые пережимали ему горло.
— И ты все равно поехала за мной в Кхолкорт. Ты невозможная, Азалия, — проговорил он, и я окончательно убедилась в том, что брежу, ведь черные глаза Ридриха обычно холодные и колючие заблестели от слез.
Боже… Это было слишком. Наверное, я была не готова к таким видениям. Потому что потребность коснуться его стала просто невыносимой, а мою грудь словно наживую распороли, достали оттуда сердце и пропустили его через шредер.
— Я просто… — прошептала я, безуспешно пытаясь сглотнуть ком в горле. — Я просто люблю тебя.
Он странно дернул подбородком, а в следующее мгновение… В следующее мгновение я вдруг почувствовала обхватывающие меня сильные руки, как моя щека прижимается к твердой груди, как со всех сторон меня окутывает аромат шафрана, как тело стискивают до боли.
Я онемела. Онемела, потому что бесплотная фантазия не могла обнять меня вот так. Лихорадочные мысли заметались в голове бушующим роем, и до того, как разум успел сообразить, что произошло, продираясь через банальные законы логики, мои руки уже взлетели вверх и изо всех сил стиснули легкую рубашку на спине мужчины.
Чувствовала. Я ее чувствовала. Чувствовала гребаную ткань.
Прямо в центр грудь копьем ворвались живительная надежда, а за ней по пятам шел всепоглощающий страх, заставивший меня выпутаться из его объятий и обхватить дрожащими руками его лицо.
Теплая. Его кожа была такой теплой под моими пальцами.
— Ридрих, — прошептала я, всматриваясь в его глаза. — Это очередной сон, да? И я снова проснусь, а тебя не будет рядом?
Он вздрогнул, и его рот исказился в болезненной улыбке.
— Это не сон.
Я кивнула, ничуть ему не поверив.
— Ты всегда так говоришь, — произнесла я, чувствуя, как по щекам безостановочно бегут слезы. — Но каждый раз я просыпаюсь утром одна. В мире, где тебя нет.
Почему на дне его черных глаз было столько боли? Я никогда не видела у него такого открытого выражения. Словно в этом сне Ридрих вынул из себя душу, расстелил ее прямо передо мной и сказал: «Смотри. Тебе можно». И это заставило усилиться мою дрожь.
— Нет, — тихо ответил он, обнимая мое лицо ладонями и вытирая мокрые щеки большими пальцами. — Нет, любимая, все закончилось.
Правда? Я правда могу тебе верить, хороший мой? Потому что все происходящее было в миллион раз реалистичнее всех моих снов. И если я снова проснусь, если все это окажется лишь грезой, я правда не знаю, как буду собирать себя по частям.
Поэтому, пожалуйста, если это сон, не будите меня, не дайте мне проснуться.
Я всхлипнула, вновь обхватила его за талию, и зарылась носом в ткань его рубашки на груди, как делала это весь прошедший месяц, только в отличие от предыдущих дней, в этот раз Ридрих обнял меня в ответ также крепко.
— Я здесь, это не сон. Я рядом. Я здесь, — шептал он мне, целуя в меня макушку.
Он говорил это до тех пор, пока жалкая опора, которая поддерживала меня весь этот месяц и удерживала бушующую лавину эмоций, не разбилась в дребезги к чертям собачьим; пока я не разрыдалась, захлебываясь в слезах и вздохах; пока цепляющиеся за него пальцы не онемели; пока холод, который поселился в каждой клеточке моего тела, наконец, не начал отступать, уступая место согревающему теплу, побежавшему по коже мурашками и добравшемуся до сердца, медленно связывая и исцеляя разбросанные ошметки, собирая его вновь в единое целое.
***
Я подскочила на постели, бешено озираясь по сторонам. Комната была погружена в полумрак, и лишь в углу горела одна одинокая свеча.
Ридрих. Перед глазами вереницей пронеслись воспоминания произошедшего, и я откинула одеяло и поднялась, тщетно пытаясь разглядеть любимый силуэт во мраке спальни.
Где он? Где он, черт побери?! Он бы не ушел от меня теперь. Грудь сковал страх, пережавший горло, и я прямо в ночной рубашке, даже не накинув на плечи халат, ломанулась к дверям, распахивая створки настежь.
— Ридрих! — крикнула я, оглядываясь по сторонам. — Ридрих!
Послышался звук торопливых шагов, и я с диким выражением лица обернулась к спешащей ко мне навстречу Несси.
— Сейра Абенаж! Сейра Абенаж, успокойтесь! — запричитала она.
— Ридрих. Где он? — с отчаянием в голосе спросила я ее, всматриваясь в испещренное морщинами лицо.
В ее глазах промелькнул страх вперемешку с сочувствием и болью.
— Тело сейра Абенаж осталось в столичной резиденции, — с горечью произнесла она, замирая на расстоянии в несколько шагов.