Я стройнее тебя!
Шрифт:
— Джерри.
Я подпрыгнул, как ошпаренная кошка.
— Это всего лишь я, — Зои коснулась моей щеки. — Любимый, здесь небезопасно.
— Я знаю.
— Спрячься. Пожалуйста. — Она потащила меня ко входу в парилку. — Джерри, что случилось?
Я не рассказал ей о том, что узнал, потому что не был еще уверен, что действительно что-то обнаружил. Мы находимся на высоте четырех тысяч футов, и воздух слишком прозрачен. Такие ночи в пустыне вызывают что-то вроде галлюцинаций. А может, все из-за того, что я чувствовал сильный голод. Вместо ответа я скользнул за ней в тень, мы оказались за шкурами и прижались друг к другу.
— Ах, Зои.
Моя любимая вернулась
Замороженный! Яичный коктейль. Засахаренные жареные орехи пекан и целое блюдо ромовых шариков. И еще коробка, а что в ней? На этикетке было написано «Птифуры для развлечений». Голос ее был нежен.
— Теперь ты веришь, что я люблю тебя?
— Верю. — Я потянул ее и усадил в нашем гнездышке из одеял. Что за кушанья! Я сказал ей то, что она желала услышать. — Я тоже тебя люблю. — Кажется, я произнес это искренне. — Я люблю тебя, но здесь небезопасно.
— Ну и пусть. — Милая Зои, как она желала доказать мне свою любовь.
— Ты же дрожишь.
— Просто поцелуй меня.
— Нам нельзя заниматься этим здесь.
— Нам отсюда не выбраться. — Ее волосы коснулись моего лица. Я желал всего и ничего. Пока мы не получили ничего, мир позволит нам делать все то же, что и прежде.
— Ты уверена?
— Отсюда нет выхода. — Она зашевелилась в моих объятиях. — Я провела здесь больше времени, чем ты, Джерри, и я это знаю.
Я понял, что есть вещи, о которых она мне не расскажет, но к тому времени я уже был в нее влюблен.
— Для нас найдется место[38], — прошептал я.
Чертова песня.
— Прямо здесь, — попросила она. — Люби меня здесь.
— А завтра мы отсюда выберемся. Вдвоем.
— Конечно, выберемся, — сказала она нежно. И притворно. — Теперь поцелуй меня.
— А завтра мы уйдем отсюда.
Она ответила то, что я хотел услышать.
— Мы постараемся.
— Я что-нибудь придумаю. — Я зарылся лицом в ее плоть. — Я обязательно найду выход! — Так мы и лежали обнявшись, среди коробок от пирогов и остатков фруктового торта, когда нас нашли. Шкуры со входа в парилку сорвали, и мы оказались беззащитны. На нас светила дюжина фонариков. Кураторы толпой ворвались внутрь и схватили нас. Ослепленный ярким светом, я услышал голос Найджела:
— Вот видите!
— Ну да, так и есть. — Среди всех голосов выделялся один, самый энергичный, — кто это был, Преподобный Эрл? — Отведите их, куда следует!
Глава 19
— Я.
Когда Преподобный Эрл в таком расположении духа, лицо его светится, как лампа, вырезанная из морской раковины. Кожа у него необыкновенно бледная, но она так упруга и натянута, что под ней видны розовые кровеносные сосудики. Его зубы сверкают, а неяркие глаза настолько сосредоточены, что зрачки будто вращаются. Плечи его поднимаются; даже и не пошевельнувшись, этот человек, ведущий за собой паству и управляющий делами своей финансовой империи, меняется. Устремив взгляд в никуда, Преподобный Эрл разрастается, достигая наконец телесной монументальности. Это умение и сделало его великим: проповедуя, он преображается.
Он повторяет:
— Я.
Кроме этого слова, в комнате не слышно ни звука. Предметов здесь почти нет: только письменный стол, мраморный подсвечник и затаивший дыхание Гэвин.
— Я.
Здесь, во внутреннем офисе, куда открыт вход только избранным, все совершенно неподвижно. Стоит глубокая тишина. В лучах, падающих из куполообразного светового люка, волосы Преподобного Эрла сияют белым золотом.
— В
Стоя как вкопанный, ждет чего-то Гэвин Патеноде, пленник собственных надежд. Здесь, в Сильфании, он прослужил уже три года. За это время его повышали в должности, и он стал куратором, затем ангелом-стажером, потом ангелом, а теперь… Теперь… он не совсем точно представляет, что сейчас будет, но оно же вот-вот произойдет. Плечи его зажаты, живот сводит судорогой, но он все еще не может вздохнуть, потому что Преподобный Эрл сейчас поднимается на цыпочки, как прыгун в воду на вышке, и любой звук может отвлечь его и помешать прыжку. Если Гэвин проведет вот так еще минуту, он умрет от задержки дыхания. Его мучает нехватка кислорода, от напряженного ожидания у него кружится голова, но он все еще уверен в себе. Он поднялся до этой ступени, вытерпев гораздо худшее: унижения, месяцы тяжкого труда, лишения.
— Если, — произносит Преподобный, и последовавшая за этим пауза внушает ужас, — если ты еще не поверил в меня, то ты уверуешь.
— Я верю, я верю!
— Веришь?
— Разве это не так? — произносит, глотая воздух, Гэвин. Разве он сказал что-то неправильно?
— Ты либо веришь, либо нет.
Когда тебе нельзя есть того, чего хочется, ты с жадностью хватаешься за власть, и Гэвин знает, что, оказавшись в такой близости от нее, двигаться следует чрезвычайно осмотрительно. Уловив в пристальном взгляде своего вождя подсказку, он кричит:
— Я верю!
Неожиданно раздается смех Преподобного.
— Значит, ты большой дурак.
— Я имел в виду, не верю.
— Не веришь?
— Я хочу сделать все, как следует!
— Поверь мне, ты так и сделаешь. — Преподобный Эрл залезает в карман брюк, задрав белый полотняный подризник, который он надевает по таким случаям.
Раздается позвякивание ключей, и Гэвин поднимает голову, как пес во время ужина. Ради этого он, в конце концов, работал, этого он ждал, как вознаграждения, как того, что побудит его продолжать трудиться.
— Что именно?
Преподобный Эрл говорит так, как будто все уже разъяснил:
— Ты сделаешь это.
— Что же я сделаю?
— Ты знаешь.
— Поверю или не поверю?
— Ты сделаешь это. — Преподобный умеет выдерживать многозначительные паузы. — Ты понял?
Скрыт ли в этом вопросе подвох? Что это, квалификационный экзамен, который нужно как следует сдать? Приближенный архангел сходит с ума от неопределенности. До сих пор он должен был просто сбрасывать вес и соблюдать дисциплину, делать все в соответствии с расписанием, а когда Гэвина допустили в клуб, ему пришлось участвовать еще и в показах, бесконечно репетировать и сниматься, тренироваться, чтобы идеально выглядели абдоминальные и пекторальные мышцы. Много часов провел он, загорая, делая маски-скрабы для лица, ухаживая за волосами, которые тоже должны быть безупречны, но теперь…
— Так что я сделаю? — кричит он сердито. — Что?!
Преподобный Эрл все так же улыбается. Наконец он отвечает на оба вопроса.
— Ты будешь доверять мне и поверишь в это?
Это нельзя считать ответом, и Гэвин отлично это понимает, но при этом он знает, чего ожидает и всегда ожидал Преподобный Эрл: безоговорочного повиновения. Самое главное сейчас — сказать «да». И Гэвин разводит руки в стороны в знак полного согласия:
— Да, буду.
То, что происходит, можно считать церемонией. Это не для рядовых типа Найджела Питерса, который поднялся до Послежирия, занял обещанное ему место в клубе и теперь считает, как и Джерри Дэвлин, что оказался в кругу избранных.