Я сын батрака. Книга 1

Чухлебов Семен Кондратьевич

Со мной были Анатолий Мальцон и Витя Клименко. Виктор в волейбол не играл, но поехал, чтобы за нас поболеть. Когда мы пришли в ресторан, там нас уже ожидали пять польских курсантов. Они были поляками нового поколения и поэтому хорошо знали русский язык и положительно относились к нам, россиянам. Поляки же старшего поколения к русским большей частью относились враждебно. Некоторые это не показывали, а другие, не скрывали своего враждебного отношения. Это проявлялось везде: в транспорте, в магазинах и в других общественных местах. Это в основном были или не добитые фашисты, или поляки, которые сотрудничали с немцами и хорошо жили во время войны. Но как бы там ни было, мы сидим в ресторане и пьём пиво. Но перед этим произошёл небольшой конфуз. По нашим неписанным российским законам, если ты пригласил кого-то в ресторан, то должен его и угощать, а иначе как же. Вот с такими намерениями мы и шли в ресторан. Пришли к пригласившим нас курсантам и сели за их стол, я смотрю, они уже пью пиво, а для нас не заказали. Сначала за столом получилось какое-то замешательство, лично я не знал, как быть, ведь они нас пригласили в ресторан попить пивка, значит они должны нас и угощать, но поляки дружно пьют пиво, а угощать нас, как я понял, и не думают. Через минуту-другую, один из курсантов, так спокойно, как будто ничего и не случилось, меня спрашивает: «Семён, почему вы не заказываете пиво, заказывайте и будем вместе пить. Пиво очень вкусное, ты только заказывай «Певно». Но что делать, пришлось заказывать пиво для себя и моих друзей, а затем и «Сливянку» уже для всех. Не буду же я им объяснять, что у нас, у русских, совсем другие порядки. Посидели мы там пару часов, затем мы, россияне, попрощались с поляками, и я со своими друзьями пошёл домой. Анатолий с Виктором поехали на завод, а я пошёл ночевать в общежитии госпиталя.

Захожу в свою комнату, включаю свет и вижу, на нашей с Зоей кровати кто-то лежит под покрывалом лицом к стене. По волосам я сразу определил, что это не Зоя, да Зоя и не должна здесь быть, ведь прошло всего три дня, как она уехала в отпуск. Я тронул это «приведение» за плечо, оно повернуло голову, и я увидел лицо Нади, жилички Иры Плотниковой. Как вы уже знаете, Ира жила по коридору напротив нашей комнаты. По лицу Нади было видно, что она не спала, и я ей говорю: «Надя, ты, наверное, попутала комнаты?» — «Да ничего я не попутала, я знаю, что ты остался один, жена тебя бросила, и она уже может не приехать к тебе. А ты парень хороший и я хочу, чтобы у нас с тобой получился семейный союз» — «А почему ты решила, что она меня бросила, насколько я знаю, она поехала в отпуск к матери, так зачем ты на неё наговариваешь» — «Ни к матери она поехала, а своему другу, который ей пишет письма. Семён, открой глаза, она тебя дурачит. Ты вот возьми вон ту коробку, что на шкафу и прочитай какие письма, пишет ей её друг, и тебе всё станет ясно. Ты хороший парень и мне тебя жалко. Ты прочитай её письма. Давай я сейчас достану ту коробку, и ты прочитаешь» — «Надя, ничего ни надо доставать, мы с

женой, как-нибудь, и без тебя разберёмся, а сейчас уходи, я устал и хочу спать». Надя поднялась с койки, нервно схватила со спинки стула свой халат и ушла из комнаты. После этой ночи я решил перебраться в заводское общежитие, благо там места хватало. Я тогда подумал, что мне там будет лучше, во-первых не будет женского соблазна, а во вторых не надо будет каждый день ходить по три километра туда-сюда.

Кстати говоря, ни сразу, ни позже, я никогда жене не напоминал о той злосчастной коробке с письмами. Я подумал, что если сейчас начать раздувать огонь, то он может разгореться так, что нам надо будет расходиться, а я этого не хотел делать, потому что считал не приличным только поженившись уже разойтись. Хотя, если бы я знал как наша жизнь сложиться в дальнейшем, то может быть и надо было развестись сразу. Но я не развёлся ещё и потому что на заводе все уже знали, что я женат и вдруг такое. Ведь всем же не будешь объяснять причину нашего развода, так что пусть будет как есть. Да и вообще, всё это было до меня, а сейчас у нас другая жизнь.

За работой и спортивными заботами время пролетело быстро, тем более что Зоя была в отпуске только двенадцать дней. В тот день, Зоя приехала утром, а вечером я пошёл к ней в госпиталь. За ужином она меня спросила: «Сеня, а как ты проходил таможню в Бресте?» Я двинул плечами и говорю: «Да очень просто, таможенник спросил у меня, не везу ли я, что-нибудь запрещённое, я ответил, что нет, и он меня отправил дальше, в сторону Польского перрона. Вот и всё». Хотя я вёз пять штук часов, что таможенной декларацией запрещено» — «А у меня, в момент контроля на таможне, было совсем не так как у тебя», — сказала она.

МОЯ ЖЕНА «КОНТРАБАНДИСТКА»

Вот что Зоя рассказала, когда проходила таможенный досмотр.

— Когда подошла моя очередь, проходить таможней досмотр, — говорит она, — я положила чемодан на стойку, за которой находился таможенник, стою и на него не смотрю. Он меня спрашивает: «Везёте-ли вы что-либо, запрещённое?»

Я ему ничего не ответила, но от его вопроса я, наверное, покраснела. Он тут же подозвал женщину, тоже таможенницу, и та повела меня в отдельный кабинет. Женщина-таможенница, которой было лет сорок, привела меня в отдельную комнату, в которой были ещё две девушки-таможенницы, женщина там, наверное, была старшая, так как она в кабинете распоряжалась. Она сама положила мой чемодан на стол, который стоял посреди комнаты, и сказала мне: «Вытаскивайте все свои вещи из чемодана» Я всё, что было в чемодане, вытащила, и положила на стол, она смотрит на мои вещи и ничего предосудительного не видит, и это её, наверное, разозлило. Теперь она уже другим, более строгим голосом спрашивает у меня: «Вы, наконец, скажите, какие вы запрещённые вещи везёте?»

Я бы сказала, но я испугалась её требовательного голоса и той обстановки в которой я нахожусь, и от страха у меня пропал голос. Язык присох к нёбу, и я не могу им пошевелить, и поэтому я молчу, как партизан у немцев на допросе. Таможенница, наверное, расценила это по своему, она, наверное, подумала, что я везу страшную контрабанду и не хочу её открывать. Стоя посреди комнаты, она вдруг скомандовала: «А ну-ка, милочка, раздевайтесь до трусов». Я дрожащими руками с трудом разделась, сняла с себя всё, что на мне, было, положила одежду на стол и стою в трусах и туфлях. Они осмотрели всю мою одежду ничего не нашли, затем старшая таможенница командует мне: «Садитесь на стул». Ну, всё думаю, сейчас меня будут пытать электрическим током, я где-то слышала, что преступников пытают электричеством вот и моя очередь подошла. Сижу, на стуле прижав к груди скрещённые руки, а сама думаю, что же они меня не пытают. Смотрю на старшую таможенницу, а она подошла ко мне и говорит: «Ваш поезд уйдёт через пятнадцать минут, если вы не сознаетесь что прячете от нас, то поезд уйдёт без вас. А то, что вы прячете, мы все равно найдём, но вас из Союза больше никогда не выпустим». После её таких слов в моей голове начало твориться, что то невероятное, я сразу вспомнила про работу за границей, которую я могу потерять, про тебя, что ты меня не дождёшься и женишься на другой женщине, и ещё про многое другое. Из такого кошмарного состояния вывела меня эта ужасная строгая командирша своими словами: «Так вы скажите или нет?» Я решила больше не упираться, и молча кивнула головой, мол, соглашаясь выдать свою тайну.

Но командирша не унималась и спросила меня: «Где вы прячете контрабанду»? Я так же молча глазами, показала на поллитровую банку с вареньем. Женщина решительно ловкими руками взяла банку, ножом открыла её и выудила из варенья комочек, в котором, что-то завёрнутое в презерватив, и туго стянутое нитками. Держа в руке комочек чего то, таможенники, наверное, думали, вот она контрабанда, там наверняка находится или платина или драгоценные камни, может они уже думали о наградах, но не надо торопиться, посмотрим, что будет дальше. Командирша взяла ножницы, разрезала нитки, на комочке, и, к своему изумлению извлекла из оного, дамские часики. Держа часики за браслет, она спросила: «И это всё?» Я согласно кивнула головой. Тут они трое начали дружно хохотать, я не понимаю, над чем они смеются, и только по пути к вагону уже на польской стороне, таможенница, которая меня провожала, объяснила мне, над чем они смеялись. Оказывается, часы на вторые руки можно свободно провозить, а я-то этого и не знала. Одним словом все вещи они мне отдали, а банку с вареньем оставили себе для обучения подрастающего таможенного поколения.

Я на этот счёт выразил сомнение, сказал Зое, что варенье они в тот же день съели с чаем. Вот так закончилось Зоино контрабандистское путешествие. Честно говорю, когда Зоя рассказала причину её задержания, я тоже от души посмеялся.

МОИ МОДНЮЩИЕ БОТИНКИ И АБСТРАКЦИОНИЗМ

Когда я приехал из первого отпуска, и на контрабанде заработал хорошие злотые, то прежде всего, решил, как следует одеться. Пошил светло-коричневый костюм, купил такого же цвета шляпу, а вот ботинки у меня были чёрные, и, как вы понимаете, они не гармонировали с моей одеждой. Я какое-то время ходил, как есть, но всегда хотел купить, в то время жутко модные, полуботинки светло-коричневого цвета на каучуковой подошве. Свободно их в продаже не было, и поэтому я попросил своего коллегу по заводу и по запрещённому бизнесу пана Льяну, помочь мне в покупке таких ботинок. Он согласился, и в выходной день, мы с ним встретились на площади, где был расположен большой универмаг. Когда мы с ним пошли подниматься на второй этаж, то я увидел большую картину, которая была нарисована на стене. Я эту картину видел и раньше, рассматривал её, но так и не понял, что художник хотел изобразить на ней. Картина нарисована была в новом стиле, для того времени, так называемом «Абстракционизм». В центре картины, был, изображён мужчина, у которого, ноги, были отдельно, и находились в разных местах картины. Туловище, было без головы, она была далеко впереди его. Лицо выражало страх: глаза расширены, волосы растрёпаны, рот открыт, как будто он что-то кричит. У туловища, одна рука была при нём, которая под «мышкой», держала рулон ткани, а другая была нарисована в самом верху картины. На втором плане картины, были нарисованы прилавок, рулоны вроде как материала, ну и ещё кое-что. Когда мы рассматривали это изображение с Ирой, то она по этому поводу сказала: «На мой взгляд, такие картины рисуют только ненормальные люди, шизики, у них в голове шарики стоят не в определённом плане, а разбросаны, вот у них и получаются такие картины». Стоим с Ириной перед картиной, на неё смотрим и оба молчим. Я хотел спросить у Ирины кто такие шизики, но, делать это не стал, чтобы в очередной раз не попасть в неудобное положение. Далее Ирина продолжила: «Я думаю, что такое искусство не стоит внимания общественности, так что пойдём на второй этаж за покупками». И мы пошли, но тогда и позже, эта картина у меня из головы не выходила, мне было интересно, что же хотел изобразить на ней художник. И вот я снова стою перед этой картиной и стараюсь угадать, что людям он хотел сказать. Льяна тоже остановился, и смотрит то на меня, то на картину. Затем он не выдержал моего внимания к картине и спрашивает у меня: «Семён, ты что в ней нашёл хорошего?» — «Да я не знаю, что в этой картине хорошего, но мне хочется понять, что художник хотел нам сказать, нарисовав это. Понимаешь, Сильвестр, если взять и все конечности поставить на место к телу, то получается бегущий человек с рулоном ткани под мышкой. Судя по ногам, по лицу этот человек бежит, при том бежит быстро, значит, от кого-то убегает. Скорее всего, это вор, украл тюк ткани, и убегает из магазина». Льяна, глядя на картину, выслушал меня, затем говорит: «Знаешь, Симон, я в этом деле ничего не понимаю, но если ты хочешь, узнать что здесь изобразил художник, то давай спросим у работников магазина, они наверняка знают что и как. В этот момент к нам подошла женщина лет сорока, одетая в форму работника универмага и спросила у нас: «Цо панам птшебно?» Льяна на польском языке, объяснил ей наш интерес и она уже на смешанном русско-польском языке сказала: «На этой картине изображён покупатель, который купил материал и с радостью побежал домой, чтобы показать жене покупку. Эту картину мы заказывали знаменитому польскому художнику-абстракционисту пану Адамику. Ну, цо, пановье, я удовлетворила ваш интерес?» Мы с Льяной согласно покивали головами, и пошли на второй этаж за покупками. Я хоть и кивал головой в знак согласия, но в душе всё-таки с её доводами о картине я не согласился, моя версия была вернее, но спорить я не стал. А ботинки мы купили такие как я, и хотел, моднющие, аж жуть берёт. Носил я их лет пять или семь, точно не помню, практически не снимал, только на работу не надевал, боялся что украдут. Но, как известно вечного ничего не бывает вот, и мои ботинки износились, а жаль. Кажется, тему я закончил, но вот что я вам хочу ещё рассказать об абстракционизме и художниках-абстракционистах, и встрече их с нашим тогдашним главой страны Никитой Хрущёвым. Но об этом я узнал гораздо позже, хотя действие проходило в то же самое время, о котором я сейчас пишу. Как-то в наше время я смотрел телевизор, и там один художник рассказывал о встрече художников-абстракционистов с первым секретарём КПСС Никитой Хрущёвым. Вот что он рассказал: «Было это на заре нового художественного течения, абстракции, а течение это назвалось «абстракционизм». В то время министром культуры СССР, была Екатерина Фурцева и вот она предложила первому руководителю нашей страны посмотреть картины молодых современных художников. Хрущёв её предложение принял с энтузиазмом, заявил, что первый руководитель должен знать всё, что в стране делается и особенно в искусстве. Молодые художники, узнав об этом стали готовиться особенно тщательно, как же, сам Хрущёв придёт смотреть их шедевры. Хрущёв зашёл в выставочный салон, в сопровождении Фурцевой и не большой его свиты. Никита Сергеевич, не высокого роста, очень полный, его фигура напоминала шкаф, который сам по себе двигался по салону, а за ним, шлейфом его свита Он подходил к очередной картине, Фурцева называла автора произведения, художник подходил к ним и объяснял, что на картине изображено. Хрущёв сначала молча рассматривал картину, слушал внимательно художника, лицо его было сосредоточено и напряженно, как будто он сам хотел разобраться, что на картине изображено. Но, терпения у него надолго не хватило, он начал кряхтеть, шевелить губами, затем на пятой или шестой картине он не выдержал такой пытки, лицо его покраснело, и он, показывая рукой на очередную картину, спрашивает с возмущением: «Вы мне скажите, что это за искусство такое, мазня это, а не картины, да, да самая настоящая мазня, а те, кто рисует такие картины дураки и пидорасы (Так он и сказал, при этом исказив это слово). Но это не всё, те, кто помнит Никиту Сергеевича, тот знает, что на этом он не остановится, и действительно не остановился, и дал указание: «Немедленно, весь этот хлам выбросьте во двор и там сожгите, чтобы и духу его не было. Я не позволю, чтобы советский народ развращали таким искусством». После такого резюме первого руководителя нашего государства об абстракционизме было опасно даже думать ни то, что им заниматься, и это искусство заглохло на долгие года. А вот в Польше к нему относились снисходительно, поэтому художники продолжали творить и организовывались даже выставки, на которых побывал и я.

МОЯ ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА В СИБИРЬ

Своё представление о Сибири я имел весьма отдалённое, помню из учебника картинку, где деревенские избы, засыпаны снегом под самую крышу. Вот и всё моё познание. Как-то так получилось, что книг о Сибири я не читал, если не считать ссылку Ленина в село Шушенское, но там тоже село и такие же избы. А тут по графику отпусков, подошёл мой отпуск, сидим с Зоей и рассуждаем, что делать ехать, куда-то в отпуск или остаться работать на заводе, одним словом, делали выбор. Ехать к своим родителям на хутор я не хотел, зачем ехать, если я там, в прошлом году был, я склонялся к тому, что в отпуск не поеду, и буду работать. Хоть на моём конвейере в то время работы было мало. Но тут Виктор Клименко собрался в отпуск, и я мог его заменить на обкатке двигателей. Так что без работы не остался бы. Вот так вечером сидим с Зоей и думаем, как быть. И тут Зоя выдаёт вариант, о котором я бы и не подумал. Она говорит: «Сеня, раз мы после работы в Польше собрались ехать к нам в Сибирь, чтобы там жить и трудиться, так может быть, тебе съездить к моим родным в город Кемерово и познакомиться с ними. Да и вообще, посмотреть, что из себя, представляет Сибирь. Хотя сейчас лето и полного представления о Сибири ты иметь не будешь, но всё же кое-что поймёшь».

Её идея мне понравилась, и я на другой день оформил отпуск, а не следующий уехал знакомиться с Сибирью. На этот раз дорога была не сложной, пересел с одного поезда на другой и вот я уже в Москве. До отхода поезда у меня времени было много, и я решил навестить Зоину двоюродную сестру Раю, которая с мужем и детьми жила в Москве. Пришёл я к ним как раз вовремя, Леонид, муж Раи, пришёл домой на обед, и я их всех застал дома. Познакомились, понравились друг другу, все ещё молодые и здоровые, что же не понравиться? Леонид сказал мне, как будешь возвращаться обратно, то обязательно дня на два останься в Москве, я отпрошусь на эти дни у своего начальства и покажу тебе столицу нашей Родины. «Ты ведь в Москве, наверное,

в первый раз?» — спросил он у меня. Я сказал ему, что действительно до этого дня я Москву не видел. Одним словом, мы с ним условились. Затем он проводил меня до Казанского вокзала и примерно через час я отправился в дальнюю, ещё незнакомую мне дорогу. Дорога была не только дальняя, но долгая по времени, от Москвы до Кемерово тогда на поезде ехали больше трёх суток. Всю дорогу я практически не отходил от окна вагона, мне были интересны бескрайние просторы нашей Родины. Особенно меня поразили огромные деревья — сосны, которые тянулись вдоль железной дороги. Я и до этого видел большие деревья в той же Клайпеде, да и в Польше их много, но таких, как на Урале, я нигде не видел. В стороне от железной дороги стояли вековые сосны, высотой метров тридцать, своей величавостью они меня просто покорили и, главное, их не спилили на пиломатериалы, возможно это был заповедник? А затем, за Уралом пошли Сибирские лесные просторы. Видя, картину бесконечных лесных угодий, я не переставал удивляться необъятным просторам нашей страны. Так постепенно город за городом наш поезд добрался до Кемерово. Когда мы въехали на окраины города, я, стоял в коридоре вагона, и пристально вглядывался в окрестности. Мы как раз проезжали мимо большого кустарникового массива, а на заднем плане был виден какой-то огромный завод, с большими дымящимися трубами. Интересно, думаю, что же это за завод такой огромный? В это время ко мне подошёл мужчина лет сорока пяти, тоже встал у окна и спрашивает у меня: «В Кемерово едете первый раз?» — «Да, — говорю, — впервые» — «По Вам видно, что Вы южанин, — и, не дождавшись моего ответа, продолжил, — Вот эти зелёные растения называются Мичуринскими садами, а там, на заднем плане виден Химический комбинат (ныне «Азот»), Я вглядываюсь в окрестности и нигде не вижу садов, везде видны только кустарники, а в моём понятии сад, это несколько фруктовых деревьев. Своё сомнение я высказал своему попутчику, на что он мне ответил: «Это у вас на юге, сад, значит должны расти фруктовые деревья, потому что у вас там светло тепло и мухи не кусают, а мы, сибиряки, с нашими трескучими морозами рады и вот этим кустарникам, всё-таки, какая ни какая, а ягода, вкусная и людям радость приносит. Вот потому люди их и называют садами. Если хочешь здесь жить, то изучай природу, а то тебе первое время ох и трудно будет, хотя и если изучишь природу все равно будет трудно. Выдержишь ли ты наши сибирские зимы, не знаю, у нас работали южане, которые в первую зиму сбежали в свои тёплые края. Ну ладно, пойдём собираться, а то скоро станция». На его слова я тогда не обратил внимания, до того как я приеду в Сибирь, было ещё далеко и поэтому волноваться было ещё рано. А вот и Кемеровский железнодорожный вокзал, в то время, представлявший собой какое-то убожество и внутри, и снаружи. На деревянном бараке было написано «Вокзал». На мой взгляд, кемеровчане издевались над благородным и всеобъемлющим словом «ВОКЗАЛ». Но делать нечего, как говорится, что есть на том и зиждимся. Как найти Зину, сестру Зои, я хорошо знал, жена снабдила меня подробными инструкциями. От вокзала можно было взять такси, но мне торопиться было некуда, поэтому, я пешком прошёлся до Советского проспекта, там сел на трамвай и поехал к универмагу, а от универмага, пешком до горисполкома, где работала Зина. Кстати сказать, здание горисполкома было тогда таким же, как и сейчас. Прошёлся по центру города, и он мне понравился, около драматического театра всё было примерно, как и сейчас, только не было фонтана. Интересная встреча была с Зиной. Я зашёл в здание горисполкома, у дежурного милиционера спросил: «Где мне найти Белорыбкину Зинаиду?» Он попросил меня подождать минутку, а сам поднял трубку и куда-то позвонил. Буквально через минуту из коридора вышла молодая женщина и направилась к дежурному, но он ей указал на меня. Она подошла ко мне, поздоровалась и с улыбкой смотрит на меня. Я не стал её томить и сказал: «Я Семён». Зина ойкнула, от удивления или радости, от чего точно не знаю, но что ойкнула это точно. Затем она, мило улыбаясь, сообщила мне, что она пойдёт и отпросится у начальства, и тогда мы с ней поедим в деревню Пугачи, что рядом с городом, к её маме, а к моей тёще. Ждать Зину пришлось недолго, вскоре она появилась, мы с ней вышли на улицу, рядом была стоянка такси, мы в одну из них сели и поехали. Возле одного из магазинов я остановил такси и пошёл купить вино, но ни вина, ни водки в нём не оказалось и мне пришлось купить спирт. В то время он свободно продавался во всех продуктовых магазинах. Выехали на трассу и поехали, Зина сказала, что поедем через Новостройку, от неё до деревни Пугачи не далеко. Такси ехало по главной улице деревни Пугачи, почти через всю деревню, деревенский народ стоял у своих калиток и взглядами сопровождал нас. Зина сказала, что это редкость чтобы в деревню приезжали на такси, вот люди смотрят и гадают, кто же это приехал и к кому. Получилось так, когда мы с Зиной подъезжали к избе моей тёщи, то возле калитки стояли две женщины и о чём-то разговаривали. Зина сказала, что женщина, у которой на голове цветастый платок, это её мама, значит это моя тёща. Такси остановилось рядом с женщинами, Зина вышла и пошла к ним, а я пока сидел в такси и рассчитывался с таксистом. Затем взял свои вещи и пошёл знакомиться со своей тёщей, я уже знал, что её зовут Варвара Ефимовна. Подошёл к женщине в цветастом платочке и сказал: «Здравствуйте Варвара Ефимовна, меня зовут Семён, я муж вашей дочери Зои, вот приехал познакомиться с вами и сибирской природой». Моя речь для знакомства оказалась длинной, и пока я говорил, на меня смотрели добрые серые глаза, ещё не старой женщины, ведь тогда Варваре Ефимовной было лет 50. Скажу, сразу, что мы друг другу понравились, и эта взаимная симпатия и уважение друг к другу были сохранены на всё время, пока она была жива. А Варвара Ефимовна мне понравилась с первого взгляда, она была не только внешне симпатична, но была ещё и умной, доброй, отзывчивой женщиной. И само её имя Варя мне всегда нравилось, а Ефимовна и говорить нечего, я к этому имени с детства приучен, ведь мой отец Кондрат Ефимович, так что всё было кстати. За то короткое время, с декабря 1960 по декабрь 1966 годы, до времени её кончины, мы с Варварой Ефимовной не разу не поссорились, если и было какое-то недопонимание между нами, то она могла это так разрулить, что и следа от непонимания не оставалось. Продолжаем знакомиться с Варварой Ефимовной, её родственниками и просто соседями. Варвара Ефимовна сразу пригласила нас в избу, накрыла стол, в это время люди начали тихонько входить в комнату и с интересом рассматривать меня. Кто приехал к Белорыбкиным, уже знала вся деревня, вот люди и шли посмотреть какой у их землячки Зои муж, а мужики заходили за тем, чтобы со мной познакомится да и выпить, если подадут. «А подать выпить должны, обязательно, раз гость приехал издалека, мужики знали, что без выпивки, не обойдётся. Да приезд неизвестного человека в деревню, что ни говорите, событие значимое, а этот человек ещё и зять, наших деревенских, так что почитай будет нашим человеком, значит надо с ним познакомиться», — так или примерно так рассуждали жители деревни. Народу пришло много и старые мужчины, и женщины, и молодые, в основном девушки, деревенские подруги Зои. Вскоре места за одним столом не хватало для всех желающих, принесли ещё один стол, от Ильиных — они и соседи, и родственники наши. Пришли и сами Ильины, тётя Дуня и дядя Иван. Начались новые знакомства, тосты и, естественно, выпивки за знакомство. После третей или шестой стопки, точно не помню, я Зине сказал: «Ещё одна стопка и я упаду под стол». Зина мне говорит: «А ты водку не пей, вот рядом стоит водочная бутылка, а я в неё налила воды, из неё я себе наливаю, давай и тебе из неё буду наливать». Простым решением Зина спасла моё реноме. Застолье длилось долго, я перезнакомился со всеми, кто сидел за столом и кто не сидел тоже. Мне показалось, что застолье шло к концу, но, зашла новая группа товарищей, и всё началось снова. Наконец глава деревни, а это был бригадир, сказал: «А что это мы всё говорим тосты, славим нашего зятя, я думаю, что мы все хотим, чтобы тост сказал Сеня, он новый человек в нашем обществе и хочется его послушать. Правильно я говорю?» — спросил он у застольного общества. Все дружно его поддержали. Да, думаю, вот они добрались и до меня. Тосты говорить я толком не умел, на собраниях иногда выступал, когда заставляли, но тоже красноречием не могу похвастаться. Но там как сказал, так и сказал, а здесь дело совсем другое, надо не осрамиться самому и не подвести мною уважаемую хозяйку дома, Варвару Ефимовну. Я какое-то время подумал, все на меня смотрели с ожиданием, взглянул на хозяйку дома, она тоже смотрела на меня с лёгкой улыбкой и ожидала, что же я скажу. Пока я готовился произнести тост, Зина налила в мою рюмку своей «водки», я взял рюмку и встал на ноги. Вы не представляете, какое у меня было волнение перед выступлением, учитывая мой возраст, оно и должно быть таким, но возраст возрастом, а говорить-то надо. Ещё подумал, когда буду говорить, надо чаще хвалить людей сидящих за столом, я слышал выступающих ораторов, и они всегда так делали. Держа рюмку в руке, я начал свою тостовую речь: «Товарищи, — тогда это слово было модным и обязательным, — Случилось так, что я волею судьбы стал членом вашего коллектива, — все дружно зааплодировали, — Скажу сразу, что вы все мне понравились, — снова дружные аплодисменты, — Вы люди открытые, доброжелательные и поэтому мне понравились. Я и сам по натуре такой же человек и поэтому мне с вами легко. Варвара Ефимовна, мама моей жены мне очень понравилась, ещё молодая женщина, симпатичная и по глазам видно, что добрая и открытая. Вы люди опытные, проницательные и, наверное, заметили, что Варвару Ефимовну я тёщей не называю, и сразу скажу, что никогда её так называть не буду, так как слово «тёща» в народе приобрело нарицательный оттенок, а Варвара Ефимовна к таким не относится, так что вы меня понимаете», — все дружно снова захлопали в ладоши. Я уже говорю долго и пора произнести тост и я его предлагаю: «Так что я предлагаю тост за вас, сидящих за этим столом и стоящих у двери, желаю вам здоровья, благополучия вам и вашим родным и близким, и пусть никогда не будет войны, а пусть всегда над нами будет светить доброе солнце». Опрокинул свою рюмку в рот, и подумал, хотя бы мужики не догадались что в рюмке вода, а не водка, а то ведь могут и обидеться, это в лучшем случае, а в худшем, могут и побить. Сибиряки народ добрый откровенный, но фальши не любят, так что мог бы и пострадать, но, слава Богу, всё обошлось. После моего тоста кто хлопал в ладоши, кто осушал рюмки, а некоторые женщины прослезились, ведь война не так давно кончилась и пока ещё не забыта, а у многих с фронта не вернулись родные и близкие. Так что мой тост неожиданно для меня принят был по-всякому, но с добром. Засиделись за столом долго, уже день катился к вечеру, надо было бы и расходиться, но от стола никто не хотел уходить за исключением нетерпеливых товарищей, но они оказались в большом меньшинстве. И тут тётя Дуня Ильина взяла бразды правления в свои руки, она встала и сказала: «Посидели хорошо, с гостем познакомились, а теперь пора и честь знать, да и вообще, вас уже скотина в стайках ждёт, а вы всё здесь сидите». После такого напутствия, люди за столом зашевелились и вскоре изба опустела. Как только комната опустела, Ильины тоже собрались уходить, мы втроём встали, чтобы их проводить. Стоим посреди комнаты, и тётя Дуня сделала нам предложение, она сказала: «Завтра просим вас в гости», и по старому обычаю поклонилась, но поклонилась только она, дядя Иван кланяться не стал, он человек других убеждений. Я о семье Ильиных напишу в второй книге, дядя Иван очень интересный экземпляр, разумеется если не забуду. А тем временем тётя Дуня продолжила, завтра приедут, наши дети, Фёдор со своей семьёй, и Валентин, так что просим вас». В тот момент, когда тётя Дуня заговорила о детях, я вспомнил, что я был у их дочери проездом в Москве и сказал им об этом. Ильины обрадовались, а тётя Дуня сказала: «Сеня, завтра придёшь в гости и за столом расскажешь, как они там живут, это будет интересно услышать нам и нашим гостям». На другой день, пошли в гости к Ильиным. Приехали из города их сыновья, Фёдор со своими детьми и Валентин, он был моложе меня на два года, и ещё был неженат. У них, так же, как и Варвары Ефимовны набралась полная изба народа, выпивки, тосты, но я уже был рад тому, что был не на первом плане, и ко мне так с рюмками не тянулись, как прошлый день. По просьбе тёти Дуни я рассказал о том, как живёт семья их дочери Раи. Хотя я мало что знал, но всех их видел, что они живы и здоровы, вот и рассказал. Во время моего рассказа, Раины родители сидели, гордо подняв подбородки, а как же, не у каждого из небольшой деревушки, дочь переберётся жить в столицу нашей Родины в Москву, а вот их дочь там живёт, хоть и временно. В деревне я был недолго, два или три дня, затем приехал в Кемерово к Зине, прошёлся по магазинам, выполнил наказ заказчиков из Вроцлава, правда, не весь заказ, но, кое-что купил. Просто того, что мне нужно не было в магазине, и меня попросили зайти завтра. Но я решил, что больше в Кемерово задерживаться не буду и начал собираться в дорогу. Кажется, по возможности всё сделал, и можно было бы уезжать, но тут Зина сказала, что сегодня приедет её сестра Галя, и хорошо было бы, если бы я её дождался, она хочет познакомиться с тобой, с нашим первым зятем. Галя жила и работала учителем в селе Итат, который расположен на севере Кемеровской области в семидесяти километрах от Мариинска. Позже, когда я уже жил и работал в городе Кемерово, я там был несколько раз. Это село довольно большое, районного значения, с железнодорожным узлом и другими предприятиями районного значения. Но это будет потом, а сейчас, пришлось отложить отъезд ещё на один день. Сразу скажу, что мне с ними было не просто, потому что они обе старше меня: Галя на пять лет, а Зина и того больше на восемь, так что я в этой компании выглядел, так сказать, недозревшим мужчиной. Но ничего, встреча прошла хорошо, ходили ужинать в ресторан Сибирь, в то время самый крутой ресторан в городе Кемерово. В ресторане с нами была ещё Зинина подруга, которую звали Надя. Я заказал шикарный стол, с вином, соками а также закусками холодными и горячими. Думаю, пусть стол будет шикарным, чтобы сёстры жены запомнили мой приезд. А то может получиться так, я уеду, и они на второй день меня забудут. Стол был накрыт хорошо, но Зина захотела попробовать ликёр зелёного цвета. Она мне сказала: «Семён, наши работницы пили такой ликёр, и его очень хвалили, но я никогда ликёр не пробовала и очень хочется попробовать, так что прошу тебя, закажи его». Ну что же, раз женщина хочет то надо выполнить её просьбу. Я заказал ликёр, официант принёс под него другие бокалы и мы все его попробовали. Лично мне ликёр не понравился, уж больно он сладкий, а Зине понравился, и она целый вечер пила только его. Одним словом хорошо посидели и пошли домой к Зине. А ресторан «Сибирь» мне понравился. Знаете, он был построен в старинном стиле с колонами в два этажа. Гораздо позже, когда я уже жил в Кемерово я туда ходил ещё несколько раз, а затем, где-то в средине семидесятых его не стало, он сгорел, или сам загорелся или кто-то поджёг, бывали и такие случаи. Я вот обо всей семье Белорыбкиных рассказал, но ни слова, ни сказал о главе семьи, о моём тесте Белорыбкине Алексее Никифоровиче. Дело в том, что мне о нем в тот момент и сказать было нечего, его дома не было, он был, где-то в отъезде. Я встретился с ним гораздо позже, когда мы с женой окончательно перебрались жить в город Кемерово. Ну что, знакомство с Зоиной семьёй произошло, можно и уезжать. Но нет, пока уезжать нельзя, я ещё не все сделал закупки, по заказу из Польши, и поэтому с утра, другого дня, отправился в магазин, а вечером я уже ехал в поезде Кемерово-Москва.